— Это важнейший шаг для тебя, Кэм! Ты просто обязан его сделать. Я так тобой горжусь!
Интересно, думает Кэм, как бы среагировал генерал, если бы я отказался? Наверняка бы военные всё равно явились и забрали его насильно. Раз он их собственность, они имеют право делать с ним, что хотят.
Кэм отправляется к себе в комнату и сразу же берётся за гитару. Сегодня он играет не просто ради удовольствия, сегодня у него есть цель, известная только ему одному. Музыка несёт с собой отражения воспоминаний, словно образ на сетчатке, остающийся после ярко освещённого пейзажа. Определённая аппликатура, определённая последовательность аккордов ещё больше высвечивают картину; и Кэм старательно работает над ними, вслушивается, варьирует... Он устремляется вглубь.
Созвучия кажутся атональными и случайными — но это лишь кажется. Для Кэма они всё равно что поворот диска на замке сейфа. Можно раскусить любую комбинацию, если обладаешь достаточным навыком и знаешь, к чему прислушиваться.
И наконец после целого часа игры головоломка начинает складываться. Из хаоса звуков на поверхность всплывают четыре аккорда, необычные в своей последовательности, но могучие в своём пробуждающем память воздействии. Кэм играет их снова и снова, пробует различную аппликатуру, добавляет и убирает ноты, меняет гармонию... Он полностью слит со своей музыкой.
— А этого я ещё не слышала, — говорит Роберта, просовывая голову в дверь. — Что-то из нового?
— Да, — лжёт Кэм. — Совершенно новое.
На самом же деле эта музыка очень стара. Гораздо старше его, Кэма. Ему пришлось копать глубоко, чтобы вытащить её наружу, но стоило ему только найти эти звуки — и теперь кажется, будто они всегда сидели в кончиках его пальцев, жили на краю его сознания и только ждали своего часа. Мелодия наполняет его безмерной радостью и безмерной скорбью. Она поёт о высоко парящих надеждах и низверженных мечтах. Чем дольше он играет, тем ярче воспоминания.
Пару часов назад, войдя в бар и увидев на экране телевизора лица Беглеца из Акрона, его любимой Рисы и десятины-хлопателя Лева, Кэм остолбенел. Во-первых, от самой вести, что Коннор Ласситер жив, а во-вторых и в-главных, от ощущения ментальной связи, при которой завибрировали все его швы.
Этот десятина... Это невинное лицо... Оно было Кэму знакомо, и не только по бесчисленным статьям и выпускам новостей.
Он был ранен.
Ему требовалось исцеление.
Я играл для него на гитаре.
Песнь исцеления.
Для Мапи.
Кэм не имел понятия, что это всё значит, чувствовал только энергию связи, соединение синапсов в сложной мозаике его нейронов. Он — или, по меньшей мере, кто-то из членов его внутреннего сообщества —
знаком сЛевом Калдером; и это знание каким-то образом связано с музыкой. |