|
Уна поднимает было глаза, желая испепелить Коннора... но, похоже, у неё больше нет на это сил. И она снова опускает взгляд. Коннор поворачивается к Сплёту — тот не сводит с Коннора глаз, можно сказать, сверлит его взглядом. Коннор крепче сжимает винтовку. — Ну а ты зачем сюда припёрся? — спрашивает он. — И как вообще догадался, куда идти? — У меня достаточно памяти Уила Таши’ни, чтобы понять, где твой друг-хлопатель будет искать пристанища. И, я думаю, ты знаешь, почему я пришёл сюда. Я пришёл за Рисой. При звуке её имени, вылетевшем изо рта этого существа, у Коннора вскипает кровь. Его подмывает крикнуть: «Она тебя ненавидит! Она не желает иметь с тобой никакого дела! Никогда!» Но Коннор видит запачканные мочой брюки Сплёта, ощущает исходящую от него вонь и вспоминает, каким беспомощным он выглядел, привязанный к столбу. Это так похоже на его собственный плен в подвале Арджента. Сочувствие — последнее, что Коннору хотелось бы ощущать по отношению к этому типу, и всё же — вот оно, здесь, не даёт разгореться его ненависти. Сплёт весь исходит безнадёжностью — она словно сочится сквозь его швы; и как бы ни желал Коннор добавить этому существу мучений, он не может этого сделать. — И что — ты собирался шантажировать её, как прежде, чтобы она ушла с тобой? — Я её не шантажировал! Это «Граждане за прогресс»! — И ты хочешь привести её обратно к ним. — Да нет же! Я здесь, чтобы помочь ей, идиот! Коннора эта реплика даже слегка веселит. — Полегче, Солянка! У меня тут, как видишь, ружьецо. — Ты только зря тратишь время, — вмешивается Уна. — Его всё равно не вразумишь. Он же не человек! Он неживой! — Je pense, donc je suis, — произносит Сплёт. Французский язык для Коннора — тёмный лес, однако он знает достаточно, чтобы понять, о чём речь. — То, что ты мыслишь, ещё не значит, что ты существуешь. Компьютеры тоже вроде как мыслят, но они только подражают настоящим мозгам. Дерьмо на входе/дерьмо на выходе — и ты всего лишь большая куча дерьма. Сплёт опускает заблестевшие глаза. — Что ты понимаешь... Коннор видит, что задел в своём противнике больной нерв, затронув тему жизни. Тему Экзистенции с большой буквы. И снова Коннор ощущает невольный прилив сочувствия. — Ну да, согласно закону, расплёты тоже неживые, — говорит он, предвосхищая аргумент Кэма. — Как только подписан ордер на расплетение, ты, по закону, всего лишь кучка запчастей. Вроде тебя. Сплёт смотрит на Коннора. Одинокая слеза падает на обтянутое джинсами колено. — Что ты хочешь этим сказать? — Да вот что. Кем бы ты ни был: кучей запчастей, или мешком с дерьмом, или полноценным человеком, — хоть мысли ты, хоть не мысли — всё одно. Я, или Уна, или все прочие будем думать так, как нам заблагорассудится. |
