Говорить было не о чем. Он почти целую неделю провел в окружной тюрьме в режиме строгой изоляции, а его родители даже не подготовились к этому разговору.
– На следующей неделе тебя, возможно, переведут в режим средней изоляции, да?
От отцовского голоса Крис вздрогнул.
– Да, – ответил он. – Необходимо подать ходатайство в аттестационную комиссию.
Повисло молчание.
– Вчера наша команда пловцов выиграла у команды из Литтлтона.
– Правда? – Крис попытался, чтобы в его голосе звучало равнодушие. – Кто плыл вместо меня?
– Не знаю. Кажется, Роберт Ри… как‑то там Рич…
– Ричардсон. – Крис шаркнул ногой по полу. – Тот еще был заплыв!
Он слушал, как мама рассказывает ему о задании по истории, которое получила Кейт и ради которого ей придется надеть костюм женщины‑колонистки. Слушал ее болтовню о фильмах, которые идут в местном кинотеатре, о ее поездке в ассоциацию автолюбителей, чтобы выяснить, как быстрее всего добраться из Бейнбриджа в Графтон. И тут од понял, какими будут часы свиданий оставшиеся девять месяцев: не Крис будет описывать тюремные ужасы, о которых‑то и знать родителям не стоит, а мать будет рисовать ему мир, который он уже стал забывать.
Он поднял глаза, когда мама закашлялась.
– Ну, – решилась она, – ты с кем‑нибудь познакомился?
Крис фыркнул.
– Здесь не вечеринка по случаю Рождества, – заметил он.
И тут же осознал свою ошибку, когда мама покраснела и потупилась. На мгновение он поразился, насколько, по сути, одинок: не может поладить с заключенными из‑за того, кем был, и не может поладить с собственными родителями из‑за того, кем является сейчас.
Джеймс бросил на сына осуждающий взгляд.
– Извинись, – бросил он. – Мать и так переживает из‑за тебя.
– А если не извинюсь? – ощетинился Крис. – Что вы со мной сделаете? Упечете в тюрьму?
– Кристофер! – одернул Джеймс, но Гас остановила мужа, положив руку ему на плечо.
– Все нормально, – утешила она. – Мальчик просто расстроен.
Она снова потянулась через стол и взяла сына за руку.
Ему сразу вспомнилось детство: как она предупреждала его, когда они были на стоянке или на оживленной улице, а потом протягивала руку и брала его за пальчики. Крис вспомнил запах резины на асфальте и громыхающие машины, проносящиеся мимо, но он, несмотря ни на что, чувствовал себя уверенно, пока его ладошка покоилась в материнской руке.
– Мама, – голос Криса сорвался, – не надо так со мной!
Он встал, пока слезы не хлынули из глаз. Подозвал надзирателя.
– Постой! – воскликнула Гас. – У нас есть еще двадцать минут!
– Для чего? – негромко поинтересовался Крис. – Чтобы сидеть и жалеть, что мы сидим здесь?
Он перегнулся через стол и неловко обнял мать.
– Звони нам, Крис, – прошептала Гас. – Я приду во вторник вечером.
Для режима строгой изоляции были установлены два дня для посещений.
– До вторника, – подтвердил Крис. Потом повернулся к отцу. – Но… я не хочу, чтобы ты приходил.
Днем температура снизилась до нуля. На спортплощадке людей не было, холод всех загнал внутрь. Крис вышел на улицу, и изо рта вырвалось облачко пара. Обошел площадку и заметил у кирпичной стены Стива Вернона.
– В прошлом году отсюда сбежали двое парней. – Стив кивнул на высокий угол, где забор из колючей проволоки упирался в кирпичное здание. – Надзиратель подошел вплотную к двери в спортзал и – оп! – они уже перепрыгнули через забор. |