|
Он смущенно хихикнул. --Любовь не спрашивает о национальности, Людвиг. Разумеется, она американка. Но, возможно, немецкого происхождения. Да и какое это имеет значение? Как говорится, было бы болото, а черти найдутся. --В Германии тебя за такой роман отправили бы в газовую камеру. --Мы здесь в Америке, в свободной стране! Ты пойми, Для меня это избавление! Я же сохну без любви! Пуэрториканка только водила меня за нос. И обходилась мне, особенно вместе с ее альфонсом, слишком дорого. Прокормить этого ее оглоеда-мексиканца -- столько четок и иконок в Нью-Йорке просто не продашь! Я был на грани банкротства. --Париж взят. --Что? -- не сразу понял он. -- Ах да, Париж, ну конечно! Только все равно немцы во Франции еще несколько лет продержатся. А потом еще в Германии будут сражаться. Это единственное, что они умеют. Уж мне ли не знать. Нет, Людвиг, ждать бесполезно. Я старею с каждым днем. Эта валькирия, конечно, крепкий орешек, но тут хоть есть надежда... --Курт, очнись! -- сказал я. -- Если она и вправду так хороша, с какой стати она именно на тебя должна клюнуть? --У нее одно плечо ниже другого, -- деловито объяснил Лахман. -- Это из-за горба, очень маленького, он только начинает расти. Его и не видно почти, но она-то о нем знает. И стесняется. При этом груди у нее -- чистый мрамор, а зад -- просто сахарная голова! Она работает кассиршей в кино на Сорок четвертой улице. Так что если захочешь в кино, тебе это будет даром. --Спасибо, -- сказал я. -- Я в кино хожу редко. Так ты, значит, счастлив? Физиономия Лахмана страдальчески скривилась, глаза подернулись влагой. --Счастлив? -- переспросил он. -- Разве есть такое слово для эмигранта? Эмигрант счастлив не бывает. Мы прокляты на вечные мытарства. Мы всем чужие. Обратно нам дороги нет, а здесь нас терпят только из милости. Ужасно, особенно если вдобавок тебя донимает демон плотских влечений! --Это как посмотреть. У тебя хоть демон есть, Курт. У других вообще ничего не осталось. --Не смейся надо мной, -- вздохнул Лахман. -- Успех в любви отбирает сил не меньше, чем неудача. Но что ты, истукан бессердечный, в этом смыслишь? --Достаточно, чтобы заметить: успех делает мелкого торговца религиозным хламом куда более агрессивным, чем неудача... -- Я вдруг осекся. Только сейчас я сообразил, что не запомнил номера новой квартиры Марии. Ее телефона я тоже не знал. -- Черт бы подрал! -- вырвалось у меня в сердцах. --Гой, он и есть гой, -- заметил Лахман. -- Когда вам нечего сказать, вы чертыхаетесь. А то и стреляете. Вторая авеню по вечерам превращалась в эспланаду для гомосексуалистов. Здесь под ручку прогуливались пары, одинокие молодые особи фланировали в ожидании знаков внимания, а пожилые сластолюбцы прощупывали их осторожными, похотливыми взглядами. |
