Глава 27

Клио смотрела через подзорную трубу на амфитеатр. Было уже довольно поздно, но Талия все еще находилась там. Держа в одной руке листок бумаги, она расхаживала по сцене. Заходящее солнце сияло в ее золотистых волосах, окрашивало ее белоснежные одежды в яркие цвета.

Клио чувствовала, как сказочное волшебство минувших дней словно покрывается пеленой тумана, тает под холодным ветром реальности. Теплый кокон, в котором она так уютно себя чувствовала, исчез, оставив боль по утраченным мечтам.

Но пусть даже она и утратила свой идеал, Клио получила взамен новое чувство — стремление достичь цели. Существовали сокровища, которые нужно было спасти, и на этот раз она была не одинока — рядом с ней был Эдвард.

Эдвард. Даже мысль о нем вызывала у нее улыбку. Месяцы, да что там — несколько недель назад она и подумать не могла, что они смогут работать вместе, не воюя друг с другом. Они на многое смотрели одинаково. Наконец-то они объединили силы.

Клио прекрасно знала, что Эдварду это не по душе, в глубине его глаз отчетливо читалась тревога. Она ощутила его напряжение, когда они в последний раз поцеловались на дороге в Санта-Лючию. Он все еще придерживался своих взглядов на женщину и ее место. Дай ему волю, и он заточил бы ее в башню из слоновой кости или запер в маленьком коттедже.

Клио снова поднесла к глазам подзорную трубу. Талия накинула поверх своей туники шаль, чтобы спрятаться от холодного ветра. На мгновение Клио увидела сестру не такой, какой она была сейчас — красивой талантливой женщиной, а такой, какой она была давным-давно. Маленький золотоволосый ангелочек, любимица матери. Она повсюду ходила за Клио и Каллиопой и плакала, требуя, чтобы они приняли ее в свои игры.

Клио прекрасно понимала желание Эдварда защитить ее и сестру. Талия была ее маленькой сестренкой, самой красивой из Муз, но и самой ранимой. Клио, как старшая сестра, всегда должна была оберегать Талию. Как же она может подвергнуть ее опасности? Клио вдруг захотелось повернуться и убежать, укрыться дома и придумать новый план, в котором опасности подвергалась бы лишь она. Но Клио хорошо понимала, что не может так поступить. Талия не захочет, чтобы ее «опекали», она захочет принять деятельное участие в их плане, и, сказать по правде, она лучшая кандидатура для этого. Сестра выросла, и Клио пора осознать это.

— Погибла так в горя расцвете, молвят, гостья с фригийских гор, — продекламировала Талия, и ее голос, сильный и звонкий, — голос Антигоны — вознесся на крыльях ветра. — Где белеет Сипила кряж, там живую камня побег, точно цепкий плющ, охватил. Бурный дождь струится по ней, снег белеет, так говорят сказанья. Поныне там от бессонных слез камень влажнеет. Такую гибель и мне судил демон .

К удивлению Клио, к голосу Талии присоединился другой — глубокий и низкий, с легким флорентийским акцентом:

— Не забудь: то богиня, бессмертных дитя, мы же смертные люди и дети людей, а ведь грешен запретной гордынею тот, кто с богами и в жизни равняет себя .

Повернув подзорную трубу, Клио увидела появившегося на сцене Марко. Он и Талия стояли рядом в лучах солнца. Золотой день и темная ночь.

— Глумишься ты? Ради богов отчизны нашей! Скоро меня не будет, долго ли ждать вам?  — воскликнула Талия.

— Прейдя земной отваги грань, к престолу Правды вековой припала ты теперь, дитя. Отца, знать, искупаешь горе .

Клио затаила дыхание. Ей казалось, она смотрит не на Марко и Талию, а на античных греческих героев, ввергнутых в битву, победить в которой им не суждено. Нет, она не сможет защитить сестру, как бы ей того ни хотелось.

Отложив подзорную трубу, Клио соскользнула с камня, на котором сидела, и поспешила к амфитеатру. Подойдя ближе, она увидела Марко и Талию, молча стоявших на краю сцены и смотревших на залитую солнцем долину.