– Подсвечник не нужен, – сказал Крот, – но отсыплю патронов за информацию. Кто сейчас ходит в парк?

– Так не ходит никто давно, – гнул свое мужик, – там ведь странные дела творятся, в этом парке. Там земля порченая. И те, кто туда ходит, пропадают. Или возвращаются, но не такими уже.

– Как это – не такими? – удивился Крот.

– Ну, как бы это сказать… Тоже порчеными. И потом совсем уходят. Вот как Терентьич.

– А поподробнее можно? – спросил Крот, сыпанув в протянутую руку несколько патронов. Интуиция подсказывала, что это будет не пустая трата.

– Так чего там подробнее, – удивился мужик. – Терентьич, даже когда у него сын Борька пропал, еще молодцом держался, ремонтом руководил, а через пару лет сходил в парк – и вернулся сам на себя непохожий. Ходил по станции, как привидение, не разговаривал ни с кем, на вопросы не отвечал и ничего не рассказывал. А потом спустя недели три опять ушел – и с концами уже.

Еще несколько патронов перекочевало в сморщенную руку. И мужичок, поколебавшись и оглядевшись, прошептал:

– Да вот хоть этот проводник-то ваш – думается мне, он и теперь в парке бывает.

– Греков? – спросил Крот.

– Т-с-с, – мужик испуганно огляделся. – Он ведь такой чудной… я его боюсь иногда. И была с ним история одна нехорошая. Тут, на станции, мальчонка один жил убогий. С отклонениями он родился, и люди косились. Пока мать его жива была, вроде терпели, а когда умерла она, стали его шпынять. И тут Греков предложил – мол, давайте мне его в помощники, будет со мной наверх ходить. И согласился комендант, хоть нехорошее это дело – ясно же было, что мальчонка хилый, не боец. Видно, не хотелось ему лишний рот кормить. Так и вышло – отправился парень с Грековым наверх. А обратно Греков один вернулся.

– Мать умерла, – задумчиво пробормотал Крот. – А отца у него не было?

– Не сказала она, кто отец, – пробурчал мужик. Однако у Крота сложилось ощущение, что мужик об этом знал. Да и то сказать – разве скроешь что-нибудь на такой маленькой станции?

– Вам бы еще со старухой моей потолковать – она тоже кое-что помнит. Только болеет она. Не знаю, станет ли говорить. Эй, Ванда! – крикнул он, заглянув в палатку. – Тут из большого метро гости. Приглашать?

– Зови, зови, конечно. Ох, радость-то какая.

Крот и Искра залезли в палатку – и чуть не отшатнулись. Там сидела старуха в лохмотьях с красными, слезящимися глазами, но шею этого пугала в три ряда обвивали бусы, на руках гремели браслеты.

– Здравствуйте, гости дорогие. Угостить вас только нечем – может, пошлете за брагой, я скажу, куда. Живем-то мы скудно.

Крот намек мигом понял.

– Сейчас сходим, – буркнул он.

– Да вон он слетает, вы только отсыпьте ему, чтоб было, на что, – захихикала опять старуха.

– Не вопрос, – сказал Крот, отсыпав старику горсть патронов. Тот, тревожно глянув на старуху, мигом испарился.

– Счас вернется. Эх, мне бы горло промочить, – тряслась старуха. – ну, что там Ганза, жирует, небось? Эх, я б сама туда собралась. Было время, звал меня в большое метро анархист залетный, а я, дура, с этим осталась – потому что любовь. Любовью сыт не будешь. Могла бы щас королевой ходить – а тут мне и горе залить не каждый день удается. Теперь-то поздно – кому я такая нужна? А раньше мужики мне ноги целовать готовы были.