- Но могу предостеречь еще раз. Берегитесь метафорической деформации.
- Я бы с радостью, - ответил Марвин, - но мне ведь неизвестно, что это такое.
- В сущности, это совсем простая штука, - сказал Блавдерс. - Если хотите, можете считать ее одной из форм ситуационного безумия. Видите ли,
наша способность усваивать необычное не беспредельна, а когда путешествуешь на другие планеты, пределы оказываются очень узкими. Слишком много
новых впечатлений; их приток становится невыносимым, и мозг ищет отдыха в буферном процессе аналогизирования. Этот процесс как бы создает мост
между воспринятым известным и неприемлемым неизвестным, облекает невыносимое неизвестное в желанную мантию привычного. Когда субъект не
справляется с притоком новых данных естественным путем концептивного аналогизирования, он становится жертвой перцептивного аналогизирования.
Этот процесс известен также под названием «пансаизм». Теперь вам ясно?
- Нет, - ответил Марвин. Почему это называется «пансаизм»?
- Объяснение заложено в самом названии, - сказал Бландерс. - Дон-Кихот считает ветряную мельницу великаном, а Санчо Панса считает великана
ветряной мельницей. Донкихотство можно определить как восприятие обыденных явлений в качестве необычайного; противоположное явление - пансаизм,
это когда необычайное воспринимается как обыденное.
- Значит, - уточнил Марвин, - я могу подумать, что вижу корову, когда на самом деле передо мной альтаирец?
- Именно, - подтвердил Бландерс. - Но все очень просто, раз уж вы занялись Обменом, значит привыкнете. Распишитесь вот тут и вот тут, и
перейдем к делу.
Глава 4
Марсианин - одно из самых странных созданий в Галактике, хоть он и двуногий. Право же, нам с нашими органами чувств, альдебаранские квизы
как-то ближе, несмотря на то, что у них две головы и множество лишних конечностей особого назначения. Не по себе становится, когда вселяешься в
тело марсианина.
Марвин Флинн очутился в уютно обставленной комнате. В комнате было окно, через которое он глазами марсианина взирал на марсианский пейзаж.
Он зажмурился, так как не ощущал ничего, кроме ужасающего смятения. Несмотря на все прививки, его одолевали тошнотворные волны культур-
шока, пришлось постоять неподвижно, пока тошнота не унялась. Потом он осторожно раскрыл глаза и осмотрелся.
Увидел он невысокие, плоские песчаные дюны, переливающиеся сотнями оттенков серого цвета. Вдоль горизонта проносился серебристо-голубой
ветер, на него словно шавка набрасывался охряно-желтый встречный ветерок. Небо было красное, и в инфракрасном диапазоне различались бесчисленные
непередаваемые тона.
Повсюду Флинн видел паутинки спектра. Земля и небо подарили ему десятки отдельных палитр, порой дополнительных цветов, но большей частью -
цветов кричащих. На Марсе природным краскам недоставало гармонии.
Марвин обнаружил у себя в руке очки и нацепил их на нос. Тотчас же рев и буйство красок уменьшились до терпимой степени. Ошеломление,
вызванное шоком, прошло, и Марвин стал воспринимать окружающее.
Прежде всего тяжелый гул в ухе и частый грохот - ни дать ни взять дробь тамтама. Он огляделся по сторонам в поисках источника этого шума,
но, кроме земли да неба, ничего не увидел. Тогда он прислушался повнимательнее и установил, что шумы доносятся из его собственной груди. Это
работали легкие и сердце - такие звуки сопровождали жизнь всякого марсианина. |