– Но вы‑то как раз обвиняли, – обиделась пожилая жрица Фемиды.

– Он прав, Ксюша, – вмешался Шершавин. – Я помню твои блестящие процессы, когда ты укладывала нашего уважаемого Владимира Борисовича на обе лопатки. Но это была ты. Так что в веру обращаться поздновато, хотя подумать о вечном всегда стоит.

Акинфиев почувствовал, что грядет порция профессионального красноречия, ибо такой подход к вечным вопросам был совсем не в духе Ксении Брониславовны.

– Спасибо за поддержку, друзья, – заговорил хозяин не без некоторой патетики. – Жизнь прожить за этого Авдышева я уже не успею, хотя она у него и короткой была. Отыскать того, в чьей душе поселилась его частичка, думаю, тоже. С тем остаюсь ваш неисправимый реалист. Улик нет, следов нет, версию об убийстве отметаю как необоснованную. Будем считать, что Всевышний промедлил защитить его по какой‑то, одному Ему известной, причине.

Эту проникновенную тираду гости не без оснований сочли сигналом к отходу. Шершавин уехал первым, Ксению повез

Довгаль. Задержавшись у ворот, он приспустил окошко своего «Москвича».

– Как ты сказал, Саша? – переспросил прокурор. – «По одному Ему известной причине»? Значит, причина все‑таки была?

Не дожидаясь ответа, слуга военного правосудия выехал со двора.

Хозяин вернулся домой. Кто знает, подумал он, быть может, дело вовсе не в этом несчастном парне, а в нем, следователе Акинфиеве, в том, что на беспощадном медицинском языке носит название «возрастные умственные ограничения». И собственно, почему следователь непременно должен выигрывать у преступника? Бывают же преступники умнее следователей. В противном случае преступности бы не было вовсе. А со всякими там астрологами проконсультироваться все‑таки не мешало бы. Чем черт не шутит…

С этой мыслью Акинфиев и уснул, предварительно приняв в качестве снотворного стакан кальвадоса.

2

Владелец торговой фирмы Артур Конокрадов жил сравнительно легко. Самый трудный период, когда он мотался с баулами по Турциям и Грециям, Амстердамам и Берлинам, уже прошел, теперь на бизнесмена работали гонцы. Деньги текли рекой, считать их было совсем не обязательно. Они стали чем‑то настолько обыденным, что не возникало никакого желания «гибнуть за металл».

Господину Конокрадову недавно исполнилось всего лишь двадцать четыре года, но он уже успел сполна испить из чаши бытия. Жил молодой коммерсант наполненно, в делах и заботах, умел красиво отдыхать – самозабвенно даже как‑то жил, без комплексов.

Он всего добился сам, без особых осложнений, и если бы у него спросили: «Как тебе это удалось?», он бы ответил: «Главное в этой жизни – не задумываться, не комплексовать, жить как живется и не оглядываться на тех, что плетутся позади».

Женщин у Артура было превеликое множество, он их не считал, играючи добивался победы и не вспоминал впоследствии. Поэтому странная фотография роскошной полуобнаженной дивы на фоне моря, найденная в почтовом ящике, не наводила его ни на какие размышления. На обороте карточки округлым почерком было начертано: «Мы скоро встретимся с тобой!»

«Как ее, бишь, звали‑то?.. – наморщил узкий лоб Конокрадов. – Валя, Галя, Маня, Таня?.. Да какая, к черту, разница! Захочет – сама найдет. Девочка – пальчики оближешь, почему бы не встретиться?..»

После напряженного дня Конокрадов приплелся домой на «автопилоте» и даже не подумал, что нет ни конверта, ни адреса, а значит, девушка должна была побывать у него дома, чтобы опустить в ящик свой портрет. Он добрался до дивана и завалился спать, на всякий случай спрятав фото в «дипломат», через месяц Артур должен был жениться, и, обнаружь его невеста такое послание, объяснения было бы не миновать.