— Никуда мы не ходили, ба. Просто после уроков сбор пионерский был. А вы чего все тут? И с вещами?

— Вот на море собрались. В кои-то веки, — отозвалась мама таким странным тоном, словно бы чувствовала себя в чем-то виноватой.

— Прямо сюда-сюда, — радостно подпрыгнула на диване Ольга, тыча пальчиком в висящую над диваном мамину акварель с морским пейзажем.

— Ни фига себе!

— Юрий! Опять эти твои жаргонизмы?!

— А чего вы меня-то не предупредили? Я ж не собранный?!

— А мы тебя с собой не берем, — хмуро сказал как отрезал отец, смерив Юрку суровым, колючим взглядом.

— Это почему?!

— Потому что ты — ВОР! А к морю могут ехать только порядочные, честные люди!

Юркино сердце камнем рухнуло вниз.

«Откуда?! Как он узнал?!!»

— Что глаза опустил? Стыдно? — Отец встал из-за стола. — Все, выходим, а то на поезд опоздаем.

Получив команду, следом поднялись и женщины.

— Продуктов мы тебе на две недели оставили, — беспокойно засуетилась мать. — Обязательно кушай суп, а не одни только бутерброды. Я попросила тетю Люсю, она будет приходить раз в три дня и варить новый.

— А давайте возьмем Юрку с собой? — великодушно предложила сестра. — Ну и что, что он вор? Он же только у плохих дядек ворует? Он все равно как этот… как Робин Гуд.

Отец решительно хлопнул ладонью по столу:

— Запомни, Оля! Гнусные поступки нередко прикрывают красивыми словами, но от этого они не перестают быть гнусными. Нет! Мы этого «Робин Гуда» с собой не берем!

— А я без Юрки никуда не поеду.

— Прекрасно. Тогда оставайтесь дома оба.

— Сева! Что ты такое говоришь? Разве можно такую малышку оставлять одну, без присмотра?

— Почему без присмотра? А Юрий на что?

— Да за ним самим еще глаз да глаз!

— Все, Елена, хватит квохтать! Если он к этим годам воровать научился, то уж за младшей сестрой присмотреть способен. Идемте.

Отец подхватил один из чемоданов и вышел в прихожую.

Тяжело и почти в унисон вздохнув, мама с бабушкой разобрали остальные вещи и направились за ним.

Громко хлопнула входная дверь, и дети остались одни. В последний момент не отправившаяся в путешествие коляска с мишкой — не в счет.

Несколько секунд в гостиной стояла оглушительная тишина, а потом мужественно державшаяся до последнего, несчастная Олька зарыдала в голос.

— Ну не реви, слышишь? Перестань… Да не бойся ты, они скоро вернутся. Недели не пройдет, как заскучают без нас и приедут. Раньше срока. Вот увидишь.

— Я и не боюсь, — размазывая слезы по щекам, всхлипнула Олька. — Просто давно-предавно на море хотела. Вот сюда, — она снова ткнула пальчиком в акварель. — Сильно-сильно хотела.

Юрка прижал сестренку к себе, и та благодарно вцепилась в школьную рубашку, пряча рыдающую мордашку у него на груди. Нежно гладя малышку по голове, он шептал успокаивающие слова, а исчерпав словарный запас, перешел на безотказно действующую любимую Олькину песенку про овечку. В какой-то момент взгляд парня отвлеченно скользнул по стене, задержался на картине, и…

…И Барон открыл глаза. Резко, рывком вынырнув из омута сна на поверхность действительности, которая этим утром обозначилась в аскетичных интерьерах импровизированной спаленки Ирины.

Вот только…

Картина из сна никуда не делась — непостижимым, мистическим образом этот едва не с самых первых детских шагов знакомый до каждого цветового пятнышка морской пейзаж продолжал висеть на стене, строго напротив кровати.