Изменить размер шрифта - +
Она
казалась  мне прекрасной: еще полная  надежд,  смеющаяся, в летах, что  были
утрачены мною, она была похожа на мою юность.
     Меня  поразило,  что ее нос,  вылепленный словно по мерке носа матери и
бабушки,  кончался как  раз этой совершенно  горизонтальной линией снизу,  -
великолепной,  хотя и  не  достаточно короткой.  Черта  столь особенная, что
увидев лишь ее, можно было бы узнать одну статую из тысяч, и меня восхитило,
что именно  на  ней природа  остановилась, как  в случае внучки, так матери,
бабушки,  и совершила, -  как великий и неповторимый  скульптор, -  мощный и
точный удар резца.
     В  конце  концов,  мысль  о Времени  обрела  для  меня  свое  последнее
значение,  стала стрекалом и повторяла, что пора приняться за  дело, если  я
действительно хочу достичь того, что несколько раз предчувствовал в жизни, -
в  коротких озарениях на стороне Германтов, в  коляске на прогулках с  г-жой
Вильпаризи, благодаря которым жизнь и казалась  мне достойной того, чтобы ее
прожить.  Сколь  же  более достойной  она  явилась  теперь,  когда  ее,  как
казалось,  видимую  только  из сумерек,  уже  можно  было  прояснить,  - ее,
беспрерывно  искажаемую, - привести  к истине; одним словом -  осуществить в
книге! Сколь счастлив будет тот, подумал я, кто сможет написать такую книгу;
какая задача  перед  ним!  Чтобы  оформить  ее идею, следовало задействовать
связи  самых разных,  самых возвышенных родов искусств; писатель,  который к
тому же явит в каждом характере разные лица, дабы  показать  их  объемность,
должен будет подготовить книгу кропотливо, с постоянными перестановками сил,
как при наступлении, должен будет пережить ее как тяготу, принять как устав,
построить как церковь,  быть  ее  приверженцем  как режима,  преодолеть  как
препятствие, завоевать как дружбу,  напитать как дитя, - творить как мир, не
пренебрегая чудесами, объяснение  которых таится, вероятно,  в иных мирах, и
предчувствие которых сильнее всего беспокоит нас - в  жизни и  в  искусстве.
Некоторые части таких  больших книг мы сможем лишь набросать,  и,  наверное,
они  никогда не будут  закончены,  в  силу той  же величины замысла  творца.
Сколько великих  соборов  так и  остались  незавершенными! Ее  вскармливают,
укрепляют слабые стороны, ее защищают, но затем она сама растет, и указывает
на нашу могилу, охраняя ее от молвы и, какое-то время, от забвения. Мысленно
возвращаясь к себе, я с большей скромностью думал о книге, и нельзя сказать,
что, думая о тех, кто прочтет ее, я думал о читателях. Мне кажется,  что они
будут  не столько моими читателями,  сколько  читающими в самих себе, потому
что моя книга - лишь что-то вроде  увеличительного стекла,  как  те, которые
выдает покупателю комбрейский  оптик; благодаря книге я  открою  им средство
чтения в своей душе. Так что я не напрашивался бы на хвалы  и хулы, я только
хотел бы, чтоб они сказали мне, одно ли это, и слова, что они читают в себе,
те же ли, что  и  написанные мною (к тому же, возможные с этой  точки зрения
расхождения не  всегда  будут объясняться  моими заблуждениями  -  иногда  и
глазами читателя, если они  не  будут из числа тех глаз,  которым  моя книга
подошла бы для чтения в себе).
Быстрый переход