"Да она, знаете ли, - заключила герцогиня, - просто свинья". Это выражение
смогло прозвучать из уст г-жи де Германт после того, как она по наклонной
скатилась из среды обходительных Германтов в общество комедианток, оттого,
что подобное, как ей казалось, "в духе" грубоватого XVIII-го века, потому
также, что, как она полагала, ей позволено все. Но в действительности эти
слова были продиктованы ненавистью к Жильберте, настоятельной потребностью
нанести ей удар, за невозможностью физически - заочно. Также этим герцогиня
хотела оправдать свое поведение по отношению к Жильберте, или, скорее, в
пику ей, в свете и семье, исходя из преемственности интересов Робера.
Но поскольку зачастую наши оценки сталкиваются с неизвестными фактами,
на подтверждение коих мы не смели рассчитывать, Жильберта, которой, конечно,
многое перешло от матери (и в конечном счете покладистость, на которую я
положился, не отдавая себе в том отчета, когда просил ее познакомить меня с
девочками), поразмыслив, вывела из моей просьбы, - и, наверное, чтобы семья
не осталась не у дел, - заключение более дерзкое, чем все то, о чем я мог
догадываться: "Если вы разрешите, я сейчас схожу за дочерью, чтобы ее вам
представить. Она внизу, скучает с маленьким Мортемаром и другими крохами. Я
уверена, что она станет для вас славной подружкой". Я спросил, был ли Робер
рад дочке: "О! он ею очень гордился. Но, само собой, если принять во
внимание его вкусы, - простодушно добавила Жильберта, - он предпочел бы
мальчика". Эта девочка, чье имя и состояние внушали матери надежду, что она
соединит свою судьбу с наследным принцем и увенчает работу, восходящую к
Свану и его жене, позднее вышла замуж за малоизвестного писателя, потому что
снобкой она не была; семья снова опустилась на тот уровень, с которого она
поднялась. Новым поколениям было крайне сложно втолковать, что родители этой
безвестной четы занимали блистательное положение. Чудом всплывали имена
Свана и Одетты де Креси, и до вашего сведения доводили, что вы
заблуждаетесь, что в этом браке не было ничего удивительного. Считалось, что
в целом г-жа де Сен-Лу вступила в намного лучший брак, чем могла себе
позволить, что брак ее отца с Одеттой де Креси ничего из себя не представлял
и был тщетной попыткой выбиться в люди, тогда как напротив, по крайней мере
с точки зрения <... >206, его брак был внушен примерно теми же теориями,
которые в XVIII-м веке приводили знатных дворян, учеников Руссо или
предшественников революционеров, к жизни на природе, к отказу от своих благ.
Меня ее слова и удивили, и обрадовали; эти чувства быстро сменились
(г-жа де Сен-Лу вышла в другую гостиную) мыслью о прошедшем Времени, которую
на свой лад вызывала во мне м-ль де Сен-Лу, хотя я ее еще не видел. Как и
большинство людей, не была ли она подобна указателям на перепутьях в лесах,
где сходятся дороги, пройдя, как и в нашей жизни, максимально удаленные друг
от друга точки? Мне казалось, что пути, приведшие к м-ль де Сен-Лу,
бесчисленны, как и пути, расходящиеся от нее. |