В душе моей страх и смятенье:

         Ах, если Шперович найдет! —

         Двенадцать ножей огорченья

         Мне медленно в сердце войдет…

         Плюется… Встает… Слава Богу!

         Да здравствует правда, ура!

         Шперович уходит в берлогу,

         Супруга рыдает в боа.

    Декабрь 1910

    Кавантсари. Пансион

Пять минут

         «Господин» сидел в гостиной

         И едва-едва

         В круговой беседе чинной

         Плел какие-то слова.

         Вдруг безумный бес протеста

         В ухо проскользнул:

         «Слушай, евнух фраз и жеста,

         Слушай, бедный вечный мул!

         Пять минут (возьми их с бою!)

         За десятки лет

         Будь при всех самим собою

         От пробора до штиблет».

         В сердце ад. Трепещет тело.

         «Господин» поник…

         Вдруг рукой оледенелой

         Сбросил узкий воротник!

         Положил на кресло ногу,

         Плечи почесал

         И внимательно и строго

         Посмотрел на стихший зал.

         Увидал с тоской суровой

         Рыхлую жену,

         Обозвал ее коровой

         И, как ключ, пошел ко дну…

         Близорукого соседа

         Щелкнул пальцем в лоб

         И прервал его беседу

         Гневным словом: «Остолоп!»

         Бухнул в чай с полчашки рома,

         Пососал усы,

         Фыркнул в нос хозяйке дома

         И, вздохнув, достал часы.

         «Только десять! Ну и скука…»

         Потянул альбом

         И запел, зевнув как щука:

         «Тили-тили-тили-бом!»

         Зал очнулся: шепот, крики,

         Обмороки дам,

         «Сумасшедший! Пьяный! Дикий!»

         – «Осторожней, – в морду дам».