Изменить размер шрифта - +

 

         О, море верней валерьяна врачует от скорби и зла…

         Фонарщик зажег уже звезды, и грузная дама ушла…

 

         Над самой водою далеко, как сонный, усталый

         глазок,

         Садится в шипящее море цветной, огневой ободок.

 

         До трех просчитать не успели, он вздрогнул

         и тихо нырнул,

         А с моря уже доносился ночной нарастающий

         гул…

 

    1909

    Шмецке

 

 

 

Бурьян

 

 

 

 

 

В пространство

 

 

         В литературном прейскуранте

         Я занесен на скорбный лист:

         «Нельзя, мол, отказать в таланте,

         Но безнадежный пессимист».

 

         Ярлык пришит. Как для дантиста

         Все рты полны гнилых зубов,

         Так для поэта-пессимиста

         Земля – коллекция гробов.

 

         Конечно, это свойство взоров!

         Ужели мир так впал в разврат,

         Что нет натуры для узоров

         Оптимистических кантат?

 

         Вот редкий подвиг героизма,

         Вот редкий умный господин,

         Здесь – брак, исполненный лиризма,

         Там – мирный праздник именин…

 

         Но почему-то темы эти

         У всех сатириков в тени,

         И все сатирики на свете

         Лишь ловят минусы одни.

 

         Вновь с «безнадежным пессимизмом»

         Я задаю себе вопрос:

         Они ль страдали дальтонизмом

         Иль мир бурьяном зла зарос?

 

         Ужель из дикого желанья

         Лежать ничком и землю грызть

         Я исказил все очертанья,

         Лишь в краску тьмы макая кисть?

 

         Я в мир, как все, явился голый

         И шел за радостью, как все…

         Кто спеленал мой дух веселый —

         Я сам? Иль ведьма в колесе?

 

         О Мефистофель, как обидно,

         Что нет статистики такой,

         Чтоб даже толстым стало видно,

         Как много рухляди людской!

 

         Тогда, объяв века страданья,

         Не говорили бы порой,

         Что пессимизм как заиканье

         Иль как душевный геморрой…

 

    1910 или 1911

 

 

 

Санкт-Петербург

 

 

         Белые хлопья и конский навоз

         Смесились в грязную желтую массу и преют.

Быстрый переход