капцан!»[7 - Нищий.]

         Что было! Эпштейна чуть-чуть не съели собаки,

         Madame иссморкала от горя четыре платка,

         А бурный Фарфурник разбил фамильный поднос.

         Наутро очнулся. Разгладил бобровые баки,

         Сел с женой на диван, втиснул руки в бока

         И позвал от слез опухшую дочку.

         Пилили, пилили, пилили, но дочка стояла как идол,

         Смотрела в окно и скрипела, как злой попугай:

         «Хочу за Эпштейна». – «Молчать!!!» —

         «Хо-чу за Эпштейна».

         Фарфурник подумал… вздохнул. Ни словом

         решенья не выдал,

         Послал куда-то прислугу, а сам, как бугай,

         Уставился тяжко в ковер. Дочку заперли

         в спальне.

         Эпштейн-голодранец откликнулся быстро на зов:

         Пришел, негодяй, закурил и расселся как дома.

         Madame огорченно сморкается в пятый платок.

         Ой, сколько она наплела удручающих слов:

         «Сибирщик! Босяк! Лапацон! Свиная трахома!

         Провокатор невиннейшей девушки, чистой

         как мак!..»

         «Ша… – начал Фарфурник. – Скажите, могли

         бы ли вы

         Купить моей дочке хоть зонтик на ваши

         несчастные средства?

         Галошу одну могли бы ли вы ей купить?!»

         Зажглись в глазах у Эпштейна зловещие львы:

         «Купить бы купил, да никто не оставил

         наследства…»

         Со стенки папаша Фарфурника строго косится.

         «Ага, молодой человек! Но я не нуждаюсь!

         Пусть так.

         Кончайте ваш курс, положите диплом на столе

         и венчайтесь —

         Я тоже имею в груди не лягушку, а сердце…

         Пускай хоть за утку выходит – лишь был бы

         счастливый ваш брак.

         Но раньше диплома, пусть гром вас убьет,

         не встречайтесь,

         Иначе я вам сломаю все руки и ноги!»

         «Да, да… – сказала madame.