Но как выражение личности это просто
великолепно, это такое своеобычное и сильное... Например, это стихотворение,
как оно начинается: "Как кокосовые пальмы бубнами зарокотали..." - Он
выкатил в экстазе глаза. - Конечно, вы помните сами, как там дальше...
А меня это задело мучительно, будто некое неприятное воспоминание. Я
пробормотал:
- В жизни не видел ни одной кокосовой пальмы. Какая глупость!
Юноша чуть не взвился.
- Все равно! - воскликнул он. - Не важно, что не видели! Вы совершенно
неверно понимаете поэзию!
- И вообще, - говорю, - как это пальмы могут рокотать бубнами?
Он был, кажется, оскорблен моей тупостью.
- Да ведь это же кокосовые орехи! - выпалил он возмущенно, как человек,
которому приходится объяснять простейшие вещи. - Орехи от ветра стучат друг
о друга. "Как кокосовые пальмы бубнами зарокотали"! Слышите? Сначала четыре
"к", это - орехи стучат; потом расплывается в музыку - "бубнннамми
зарокотали"... И вообще там есть стихи еще лучше...
Он сердито замолчал, откинув гриву, как будто в этих стихах он защищал
собственное, самое драгоценное свое достояние. Но скоро он сменил гнев на
милость, - молодость великодушна.
- Нет, серьезно, там есть замечательные строки. Своеобразное, сильное,
потрясающе новое - конечно, для того времени,- прибавил он с сознанием
превосходства. - И даже не так новое по форме, зато образы какие! Видите ли,
вы заигрывали с классической формой, - пустился он со рвением объяснять мне,
- но разрушали ее изнутри. Формально безупречные, строгие, правильные стихи,
но заряженные внутри невероятной фантазией!
Он сжал свои красные кулаки, чтоб было нагляднее.
- Кажется, вам хочется издеваться над этой строгой и точной формой.
Этакий правильный стих, а внутри фосфоресцирует, как гнилушки, что ли. Или -
раскаленный уголь, до того раскаленный, что только и ждешь - сейчас
взорвется. Будто какая-то опасная игра: закостенелая форма, и - ад внутри...
Собственно, в этом и есть конфликт, страшное внутреннее напряжение, или, как
бы это выразить, - понимаете? Фантазии хочется полета, а ее втиснули во
что-то очень системное, очень тесное. Потому-то эти ослы и не заметили, что
это лишь по видимости классический стих; если б они увидели, как под этим
внутренним давлением смещаются цезуры...
Он вдруг утратил всю свою самоуверенность, он вспотел от усилий и
смотрел на меня собачьими глазами.
- Не знаю, точно ли я выразил свое мнение... маэстро, - запинаясь,
промямлил он и покраснел, но я покраснел пуще него, мне было ужасно стыдно,
и поглядывал я, кажется, даже со страхом, в смятении бормоча:
- Но ведь стихи были плохие... Потому я и бросил это дело, и вообще...
Он покачал головой и все смотрел, смотрел на меня, не отрывая глаз.
- Не то!.. Вы... вы не могли не бросить. Если б вы... продолжали
творить, вы неизбежно разбили бы вдребезги. |