|
- Не то!.. Вы... вы не могли не бросить. Если б вы... продолжали творить, вы неизбежно разбили бы вдребезги... Я это так здорово чувствую! - вырвалось у него с облегчением, потому что молодым людям всегда легче говорить о себе. - Для меня было огромным наслаждением - прочитать ваши восемь стихов. Я тогда же сказал своей девушке... впрочем, это не важно, - растерянно осекся он и обеими пятернями взъерошил волосы. - Я не поэт, но... способен представить себе... Такие стихи мог написать только молодой человек... и только раз в жизни. Если б он продолжал писать - обязательно как-нибудь примирил бы это противоречие... Собственно, ведь какая изумительная судьба поэта: раз в жизни выразить себя так невероятно сильно, так полно и - точно. А знаете, я вас представлял себе совсем иначе, - брякнул он неожиданно. Мне страшно хотелось услышать еще что-нибудь о моих стихах; хоть бы этот олух прочитал какое-нибудь. Но мне стыдно было просить, и я от смущения начал глупо и банально расспрашивать, откуда он и всякое такое. Он сидел как оплеванный, - видно, вообразил, что я разговариваю с ним, словно с мальчишкой. Ну и ладно, хмурься себе; не спрашивать же мне, что было еще в моих стихах и тому подобное. Будто уж сам не можешь начать! Разве я не оставляю достаточно длинных и тягостных пауз в разговоре? В конце концов он поднялся - такой ненужно длинный. - Ну, я лечу,- с облегчением вздохнул он, ища свою шляпу. Ну, лети; конечно, молодость не умеет ни прийти, ни уйти. На улице его поджидала девушка, они взялись под руки и помчались к городу. Отчего это молодежь всегда так спешит? Я не успел даже пригласить его заглянуть еще раз; какой торопыга, я и не знаю, кто он... Вот и все. XXIV Вот и все, а теперь хоть голову себе сломай, коли угодно. Видали - я, оказывается, поэт; кто бы подумал? То, что сказал этот юноша, ничего не значит - черт его возьми, юношу; молодость преувеличивает и не может не преувеличивать, как только рот откроет. Надо бы съездить в университетскую библиотеку, самому взглянуть, но доктор велит - покой и покой, вот и сиди дома, голову ломай. Нет, не вспомнишь ни одного стихотворения, - что уплыло, то уплыло; и куда только оно так проваливается?! "Как кокосовые пальмы бубнами зарокотали..." - по этому ничего не поймешь; только что головой покачаешь - господи, да откуда ты взял эти пальмы и что они тебе вообще? А кто знает, может, в этом, и именно в этом и есть поэзия - в том, что вдруг тебе, оказывается, есть дело и до кокосовых пальм, и, скажем, до королевы Маб. Пусть это плохие стихи, и юноша - болван, но вот факт; были кокосовые пальмы, и бог весть что еще! "Потрясающая фантазия", - говорил юноша; стало быть, там множество всякого, да еще какого удивительного - и все, видите ли, "фосфоресцирующее" и "раскаленное". |
