В очередной раз взяв документ с подписью и печатью губернатора, он подошел с ним к окну. Какая-то женщина в толпе увидела его и закричала:

– Вот верховный судья, а с ним вместе Уилл Уэнтворт!

– Давайте послушаем, что нам скажет Уилл Уэнтворт, друг народа! – выкрикнул кто-то.

И тысячи глоток слились в одном оглушительном хоре:

– Уэнт-ворт! Уэнт-ворт! Ура, ура, ура – в честь Уилла Уэнтворта!

Судья, в последний раз взглянув на бумагу, с торжественным видом порвал ее пополам и еще раз пополам, после чего удостоил Уэнтворта слабым подобием улыбки:

– Кажется, свободные граждане Австралии высказали свою волю, мистер Уэнтворт.

Уэнтворту с трудом удалось сдержать свои чувства. Он готов был вскочить на стол верховного судьи и лихо сплясать джигу. Однако он довольствовался малым: улыбнулся в ответ, пожал судье руку и проговорил:

– Я благодарю вас от своего имени, от имени всех сотрудников «Австралийца» и всех свободных и независимых граждан нашего молодого народа. Особенно я благодарю вас за то, что вы заложили основу его будущего величия. Никогда больше свобода слова и свобода печати не будут находиться под авторитарным контролем правительства.

А мысленно добавил: «Следует воздать особую благодарность Аделаиде Диринг, чья красота и обаяние сопоставимы лишь с ее отвагой, умом и прозорливостью».

Глава 3

Через пятнадцать лет после того как Крег Мак-Дугал был отправлен в плавучей тюрьме в исправительную колонию в Новом Южном Уэльсе, он вновь ступил на английскую землю в Портсмуте.

На корабле Крег работал помощником боцмана, и теперь в его карманах позвякивали монеты. Не без волнения сел он в поезд, чтобы отыскать в Лондоне двух своих младших сестер. Хотя и сильно сомневался, что они выжили в сиротском приюте, куда их поместили после его ареста. Сразу же по приезде в столицу он взялся за дело. Из приюта сестер определили в разные семьи, где они учились стряпать. Но ему удалось напасть на след только одной, самой младшей, Терезы. Последним местом ее работы была кондитерская лавка в Кенсингтоне.

– Два-три года назад она вышла замуж за портового рабочего и ушла от меня, – сказал ему хозяин. – Иногда я ее встречаю, стало быть, она живет где-то поблизости.

Крег тщательно обыскал четыре ближайших квартала, на пятый день дверь подвальной квартиры ему отворила молодая женщина, лицо которой показалось ему смутно знакомым. На ее облик наложили отпечаток тяжелый труд, непрестанные заботы, видимо, частые роды, но он все же узнал Терезу. Она очень походила на мать и выглядела едва ли не ровесницей ей, хотя этой женщине было не больше двадцати – двадцати одного года, точной даты ее рождения он, к сожалению, не помнил.

Тереза вскрикнула, вся кровь отхлынула от ее лица, и, чтобы не упасть, она схватилась за дверной косяк.

– Это призрак! – ахнула она и воззвала ко всем святым. Рядом с ней, держась за ее довольно грязные юбки, стояли двое малышей, третий сосал ее грудь.

– Никакой я не призрак, сестрица. Успокойся, пожалуйста, успокойся.

Шагнув вперед, он поддержал ее под локоть. А затем отвел, все еще ошеломленную, к кухонному столу и усадил на стул.

– Откуда ты, Крег? Я думала, ты давно уже умер, – произнесла она довольно безучастным тоном, ибо нелегкая жизнь давно уже притупила все ее чувства.

– Много раз я был очень близок к смерти, но уцелел. Видимо, права была наша ма, когда, еще до того как запила, говорила: «Только по-настоящему хорошие люди умирают молодыми». – Нагнувшись, он пощекотал старшего малыша под подбородком. – Я вижу, у тебя тут трое шустрых сорванцов.