Ужинал он в гостиной за просмотром вечерних новостей по телевизору. Храп Пелагеи из спальни больше не доносился, в камине уютно потрескивали угли. Стенин совсем расслабился, как услышал звук, будто что-то упало. Он вздрогнул, вскочил с дивана и ноги, словно бы сами понесли его в коридор, а рука машинально нырнула в карман за ключом.

Открыв дверь спальни, он увидел лежащую на полу Пелагею. Она упала с кровати и продолжала дрыхнуть, как ни в чём ни бывало, и при этом тихо похрапывала. Подойдя к ней, Стенин ощутил запах мочи, а потом заметил мокрое пятно на пододеяльнике.

— Вот же... — чувствуя, как поднимается злость, он хотел сказать: «сука», но сдержался. Постарался успокоиться: ничего особенного ведь не случилось. Ну обмочилась девчонка, что тут такого?

Пелагея заворочалась и вполне чётко произнесла: «Вернулся». Стенин даже гадать не хотел, что ей сейчас снится. Он взял в охапку одеяло, вышел на улицу и бросил на веранде, намереваясь завтра его выбросить в мусорный контейнер. Он не был человеком брезгливым, но в данный момент ему было противно от одной мысли, что придётся стирать одеяло и пододеяльник. Вернувшись в спальню, посмотрел на Пелагею озадаченно. Что с ней делать? Втаскивать обратно на кровать? Опять ведь может грохнуться, да и напрягаться совершенно не хотелось. Он подложил ей под голову подушку, накрыл покрывалом и, словно оправдываясь перед самим собой, подумал, что этой девчонке не впервой дрыхнуть на полу в обоссанных штанах. Ничего, пускай одну ночь в его доме она проспит так, а потом он за неё возьмётся. Первым делом заставит надеть новую одежду.

— Вернулся, — снова промолвила Пелагея, но уже не так внятно, как в первый раз.

Стенин не был уверен, но ему показалось, что её губы на мгновение сложились в улыбку. Неужели она во сне сейчас видит что-то приятное? Если так, то измученный алкоголем рассудок к ней неоправданно милосерден.

Всё ещё борясь со злостью, Стенин покинул комнату, вернулся в гостиную. Остаток вечера скоротал за просмотром телевизора, а когда его начало клонить в сон, он решил не подниматься на второй этаж в свою спальню, а переночевать здесь, на диване. Если Пелагея пробудится и начнёт голосить, он услышит, проснётся и успокоит её. Ну, или заставит успокоиться.

Выключив свет и убавив звук телевизора, Стенин устроился на диване. Ему вспомнилось, как Пелагея произнесла слово «вернулся». Кто вернулся? Кого она видела во сне? Возможно, ей привиделся какой-нибудь знакомый собутыльник, который однажды отправился за бухлом и пропал с концами. Похоже, девчонка даже во сне желала выпить, и её рассудок нарисовал образ вернувшегося алкаша. Логично? Вполне. В мире грёз, порой, даже самые необычные желания сбываются. Стенин знал это наверняка, ведь к нему не раз во сне приходила покойная жена — словно к жизни возвращалась, — и у него появлялась возможность попросить у неё прощения. Хотя бы так, в мире грёз.

Он уснул, и в этот раз ему привиделось что-то абстрактное, тревожное: издающие вой постоянно сменяющие друг друга геометрические фигуры; корявые чёрные деревья, на фоне которых вспыхивало красным небо; тёмные силуэты невероятно тощих людей, бредущих по покрытой трещинами дороге... а ещё снилось, что ему больно.

Впрочем, когда проснулся, резко сев на кровати, то понял: боль была реальной. Она пульсировала в висках, и ему казалось, что внутри головы находится адская кузница. Он поднялся, сходил на кухню, выпил воды, вернулся в гостиную и снова улёгся на диван. С тоской подумал о том, что в мозгах действительно зреет опухоль. Воображение тут же нарисовало образ какой-то чёрной твари с множеством тонких щупалец, и эти отростки извивались точно черви.