Резко выдохнув, Стенин завёл двигатель и поехал к дому Пелагеи Пашиной.

Она проживала в старом районе города. Всё здесь выглядело обветшалым, даже деревья во дворах. Качели и горки на детских площадках казались декорациями к фильму про пост апокалипсис, кустарник вокруг палисадников был неопрятен, фонарные столбы походили на обугленные спички.

Едва заехав во двор возле дома Пелагеи, Стенин увидел ковыляющую по снежному месиву древнюю старуху, и подумал, что она словно олицетворение этого забытого городскими властями района. Во время службы в милиции он со своими оперативниками часто сюда наведывался. Ему вспомнилось, что вон в той «хрущёвке», в квартире на третьем этаже, был когда-то наркоманский притон. А вон в том доме пьяный мужик зарубил топором жену и маленького сына. А неподалёку, в гараже, он, полковник Лев Стенин, застрелил Отсекателя. Да, с этим районом в основном были связаны только плохие воспоминания. И ему хотелось поскорее сделать то, что задумал и свалить отсюда.

Он припарковал машину возле крайнего подъезда «хрущёвки», вышел и посмотрел на окна квартиры на первом этаже. Там обитала Пелагея, там она день за днём активно сокращала свою жизнь дешёвым пойлом. Стенин не раз сюда приезжал, так же как сейчас глядел на эти окна. Он наблюдал за Пепой с тех пор, как убил её отца. Раньше ему в этом помогал оперативник Алексей Рыбин. Тот на разных этапах жизни Пелагеи выяснял, как у неё идут дела, и докладывал Стенину. Зачем полковнику всё это было нужно? Долгое время он и сам бы не мог ответить на этот вопрос, а потом осознал: ему просто очень хотелось, чтобы у этой девчонки всё было хорошо. Слишком уж сильно её ударила судьба, такое не каждый выдержит.

И то, как она держалась, его даже в какой-то степени восхищало. Пелагея была сильной. Спиваться стала лишь после того, как ей двадцать исполнилось.

Она училась во втором классе, когда отца не стало. Опеку над ней взяла бабушка. Мать бросила семью давно, насколько знал Стенин, та умотала за бугор с каким-то хахалем. Пелагея росла, но клеймо «дочь маньяка» не тускнело; люди её чурались, а некоторые относились к девчонке так, словно это не отец, а она была серийным убийцей. Однако Пепа всё же умудрялась идти по жизни с высоко поднятой головой; тем, кто её ненавидел, она глядела в глаза уверенно, бросая им вызов. Ей приходилось драться в школе, а потом и в училище. Она как умела противостояла враждебному миру. И вопреки здравому смыслу, даже фамилию не поменяла и не уехала из города, в котором когда-то зверствовал её отец, Фёдор Пашин, Отсекатель. Да, бунтарство Пелагеи вызывало у Стенина восхищение, но в то же время он видел в этом бунтарстве что-то ненормальное, потому что оно было на грани. Это как жить с оголёнными нервами, стиснув зубы от нескончаемой боли, но, не позволяя себе даже тихого стона. Сдалась ли она, когда подружилась с алкоголем? Стенин в этом не был уверен. Возможно, постоянные пьянки тоже являлись своеобразным протестом, выражением презрения к враждебному миру. Быть может, как озлобленный изгой, она выбрала именно такую тактику — тактику, ведущую к самоуничтожению. Пепа, словно бы кричала этому миру: «Пошёл ты на хер, я ухожу! Ухожу в пьяном угаре, весело, ни о чём не жалея!»

Но он, полковник Стенин, не позволит ей уйти. Она должна перестать бороться и начать просто жить. Он хотел, чтобы Пелагея увидела, как утром солнце поднимается над лесом; услышала, как щебечут птицы и... ощутила умиротворение. Это сложно. Пожалуй, сложнее, чем избавиться от алкогольной зависимости. Обрести умиротворение нельзя, не избавившись от злости, а это чувство давно стало для Пепы основным. По сути, именно злость помогала ей держаться. Стенин не знал, как сможет направить девчонку на нужный путь, но был уверен: со временем идеи на этот счёт в голове появятся.

Он зашёл в подъезд, поднялся на этаж. Машинально протянул руку, чтобы нажать на кнопку звонка, однако звонка на стене не оказалось, там были лишь два перекрученных провода.