Аж когда надзиратель с дневальными будет койки обходить, во
все дыры заглядать, тогда выходи. Больной, мол! А я выйду первый и вскочу
первый. Вот так...
И убежал.
Сперва протискивался Шухов круто (цигарку свернутую оберегая, однако, в
кулаке). В коридоре же, общем для двух половин барака, и в сенях никто уже
вперед не перся, зверехитрое племя, а облепили стены в два ряда слева и в
два справа -- и только проход посрединке на одного человека оставили пустой:
проходи на мороз, кто дурней, а мы и тут побудем. И так целый день на
морозе, да сейчас лишних десять минут мерзнуть? Дураков, мол, нет. Подохни
ты сегодня, а я завтра!
В другой раз и Шухов так же жмется к стеночке. А сейчас выходит шагом
широким да скалится еще:
-- Чего испугались, придурня'? Сибирского мороза не видели? Выходи на
волчье солнышко греться! Дай, дай прикурить, дядя!
Прикурил в сенях и вышел на крыльцо. "Волчье солнышко" -- так у Шухова
в краю ино месяц в шутку зовут.
Высоко месяц вылез! Еще столько -- и на самом верху будет! Небо белое,
аж с сузеленью, звезды яркие да редкие. Снег блестит, бараков стены тож
белые -- и фонари мало влияют.
Вон у того барака толпа черная густеет -- выходят строиться. И у
другого вон. И от барака к бараку не так разговор гудЈт, как снег скрипит.
Со ступенек спустясь, стало лицом к дверям пять человек, и еще за ними
трое. К тем трем во вторую пятерку и Шухов пристроился. Хлебца пожевав, да с
папироской в зубах стоять тут можно. Хорош табак, не обманул латыш -- и
дерунок, и духовит.
Понемножку еще из дверей тянутся, сзади Шухова уже пятерки две-три.
Теперь кто вышел, этих зло разбирает: чего те гады жмутся в коридоре, не
выходят. Мерзни за них.
Никто из зэков никогда в глаза часов не видит, да и к чему они, часы?
Зэку только надо знать -- скоро ли подъем? До развода сколько? до обеда? до
отбоя?
ВсЈ ж говорят, что проверка вечерняя бывает в девять. Только не
кончается она в девять никогда, шурудят проверку по второму да по третьему
разу. Раньше десяти не уснешь. А в пять часов, толкуют, подъем. Дива и нет,
что молдаван нынче перед съемом заснул. Где зэк угреется, там и спит сразу.
За неделю наберется этого сна недоспанного, так если в воскресенье не
прокатят -- спят вповалку бараками целыми.
Эх, да и повалили ж! повалили зэки с крыльца! -- это старший барака с
надзирателем их в зады шугают! Так их, зверей!
-- Что? -- кричат им первые ряды. -- Комбинируете, гады? На дерьме
сметану собираете? Давно бы вышли -- давно бы посчитали.
Выперли весь барак наружу. Четыреста человек в бараке -- это
восемьдесят пятерок. Выстроились все в хвост, сперва по пять строго, а там
-- шалманом.
-- Разберись там, сзади! -- старший барака орет со ступенек.
Хуб хрен, не разбираются, черти!
Вышел из дверей Цезарь, жмется -- с понтом больной, за ним дневальных
двое с той половины барака, двое с этой и еще хромой один. |