Он остановился.

– Я знаю вашего сына.

– Не трогайте его.

Их взгляды встретились через разделявшее их расстояние. Мозг кивнул.

Дети ждали его в лесу. Они столпились вокруг, ожидая, что он скажет. Мозг выкинул палку от швабры в заросли. По ту сторону грунтовой площадки церковные двери с гулом захлопнулись.

Трудно ненавидеть, когда то, что ты ненавидишь, обретает лицо. Лицо отца, любящего своего сына.

– Что он тебе сказал? – требовательно спросил Кроха.

Мозг не отвечал.

– Что ты собираешься делать дальше? – прорычал гигант.

Мозг покачал головой. Впервые в жизни он не находил слов. Он хотел двух несовместимых вещей, понимая, что каждая из них имеет ужасную цену, которую он не хотел платить. В конце концов он столкнулся с уравнением, которого не мог решить.

– Тогда будем делать по-моему, – сказал Кроха.

Он затопал к церкви, сжимая и разжимая огромные кулаки.

Чумные дети ринулись вперед, сотрясая землю. Мозг смотрел, как они мчатся между припаркованными автомобилями. Останавливать их было уже поздно – всегда слишком поздно! Он опаздывал всю свою жизнь.

Двери церкви разлетелись вдребезги. Кроха исчез внутри, за ним несся когтистый поток.

Наверное, борясь с монстрами, сам становишься монстром. Но, может быть, чтобы убить монстра, как раз и нужен монстр. Если путь к вратам рая ведет через широкую реку огня и крови, значит, все, кто хочет войти на небеса, должны быть готовы переплыть через нее.

Или оставаться в аду.

Из церкви понеслись вопли прихожан. Крики ужаса, отчаяния и боли. Мозг зажал уши руками, чтобы их не слышать, хотя понимал, что уже никогда не сможет от них избавиться. У него была идеальная память. Звуки умирающих людей запечатлелись в ней навеки.

Он закрыл глаза и принялся рисовать себе тот мир, к которому стремился. Где детей обучают создавать, а не разрушать. Где они станут работать вместе, чтобы построить новый мир на пепелище старого.

Целый мир чудес.

Глава сорок седьмая

Долгая ночь подошла к концу.

Шериф Бертон блуждал в зарослях возле края города. Он искал.

«У тебя есть сын», – сказала ему чумная девочка. Каким-то образом она знала.

Они с Энн так хотели принести новую жизнь в этот мир! Бертон помнил, какая радость его охватила, когда она наконец-то зачала. Его имя не будет забыто! Иисус обещал людям бессмертие для души и детей от плоти. Он останется вечно жить в своих детях и детях своих детей, в бесконечном будущем.

Чумная бацилла дала ему сына-монстра и обрекла на жизнь, полную стыда.

Где-то на протяжении среднего возраста подступает момент, когда поиск смысла смещает свою направленность с жизни на смерть. Момент, когда ты по-настоящему осмысливаешь факт, что все на свете имеет конец, включая тебя. Проклятое инфекцией, его имя умрет вместе с ним. После того как он покинет этот мир, от него не останется ничего, кроме монстра. Если мутанты действительно Каиновы дети, значит, он – Каин.

Пошатываясь, Бертон брел по склону холма с северной стороны города. Подкрадывающийся рассвет открывал перед ним панораму разрушения. Он остановился, чтобы посмотреть на разметанные остатки блокпостов, уничтоженных в завывающих смертоносных сумерках. Груды обломков, разбитые машины и тела отмечали дюжину мест героической обороны. Он растерял там, внизу, всех своих помощников, а когда понял, что дело проиграно, бежал, чтобы спасти Энн.

Теперь его жена была мертва – поглощена чумной девочкой, похожей на ангела. Он по-прежнему сжимал в руках платье Энн – все, что от нее осталось. Бертон позволил ему скользнуть на землю, отпустив эту частицу своего прошлого. Ее страдания были окончены; ее душа отправилась в лучшее место.