Например, совершенно реальным мне представился такой вариант: прождавшая меня всю ночь Гаэль утром слышит взрыв и, вероятно, догадывается о том, что произошло. Сильно или нетюна после этого горюет – это уж как знать… Но, положим, можно ей посочувствовать. Зато потом – через часик‑другой – она уже точно понимает, что ждать больше некого, и уходит… Кое‑как перебирается обратно через хребет, садится во флаер и улетает. И вот тогда уже посочувствовать можно будет мне1 Надежда же на то, что нога не позволит ей идти, была весьма призрачной – все эти вывихи сильно болят первые несколько часов, а тут уже почти сутки пролетели. Однако я решил не растравлять себя до срока и прибавить шагу, а потом видно будет.

Ну что ж, могу сразу сказать, что все оказалось не так плохо. Потому что, как вы правильно догадались, все было еще хуже… Хотя в первый момент по возвращении в пещерку, где мы накануне простились, я всего лишь удивился.

Луч моего фонаря, чуть более яркий, чем рассеянный свет, идущий снаружи, выхватил из полумрака наши рюкзаки, по‑прежнему лежавшие у одной из стен, и фигуру человека, сидящего на полу рядом с ними. Только фигура эта была куда массивнее, чем миниатюрная Гаэль. Потому что это был спящий майор в отставке Джек Уилкинс. Собственной персоной. “Моей же девушки”, как назвал ее Принц, нигде поблизости не наблюдалось. И хотя по идее ее отсутствию могло быть достаточно .причин, сердце у меня вдруг захолонуло в предчувствии неминуемой беды…

Тем не менее я решил сохранять спокойствие, выключил фонарь и направился к Уилкинсу, намереваясь перво‑наперво его разбудить. Однако это не понадобилось: стоило мне сделать пару шагов по полу пещеры, как он встрепенулся и молниеносно оказался на ногах, выхватив правой рукой бластер (левая все еще болталась на перевязи).

– Это я, майор, – счел нелишним предупредить я.

– Да. Вижу. – Он опустил бластер. – Здравствуйте, герцог. Что‑то очень крепко я уснул.

Я подошел к нему вплотную, мимоходом отметив, что выглядит он скверно – бледный, небритый, похудевший, казалось даже, ссутулившийся, – и весьма нелюбезно поинтересовался:

– Что все это значит, Уилкинс?

– А! Вы не знаете… – Он хотел еще что‑то добавить, но только угрюмо поморщился и спрятал оружие.

– Не испытывайте мое терпение – на сегодня оно уже кончилось!

Однако он тоже явно был не в духе, потому что позволил себе огрызнуться:

– Да нужно мне ваше терпение, герцог! Думаете, я много понимаю?!

С секунду я боролся с желанием слегка придушить его, и, глядя на мои дрожащие от ярости руки, он сказал куда более мирно:

– Не спешите, босс. Как говаривал мой полковник: когда вы вдруг не знаете, где очутились, вспомните хорошенько, что вы делали накануне. Надо просто рассказать друг другу, что с нами происходило, и мы разберемся.

– Начинайте!

– Лучше вы. В хронологическом порядке… От нового приступа гнева я чуть не задохнулся, но он, схватив меня за руку, сжал локоть и с неожиданным теплом добавил:

– Правда, герцог. Так будет лучше. Я не капризничаю. Я вздохнул, переводя дыхание, высвободил руку и открыл рот, чтобы все‑таки послать его куда‑нибудь, но вместо этого из меня неожиданно посыпались другие слова… Сбивчиво, путаясь, перескакивая с одного на другое и перемежая речь отборным матом, я рассказал ему обо всем, что случилось со мной после нашего расставания в кабинете Бренна. Даже без подробностей повествование вышло длинным, и где‑то к середине он сел, прислонившись спиной к стене, и если обычно по его лицу трудно было что‑то прочесть, то в этот раз он откровенно мрачнел с каждым новым эпизодом.