– Нет, не дружил, конечно. Пушкин говорит об этом. Это одна из бесчисленных пушкинских мифологем в романе.

А вспомните другое:

Вы тоже этому поверите на слово, что ли? У Пушкина, как вы понимаете, в первой и второй главах очень много насмешки, очень много иронии. Потом роман приобретает трагический тон, но поначалу это сплошная обманка, сплошная пародия («Уж не пародия ли он?»).

– Прообразы Онегина – Александр Раевский и отчасти Чаадаев – тоже дураками не были.

– Ну, насчёт того, что Чаадаев – прообраз Онегина – тут говорить не о чём, потому что Чаадаев никак не пустышка, никак не денди. Денди был какое-то время, но он всё-таки автор «Философических писем». А Онегин, как мы помним:

Более того, Пушкин, я думаю, резко отрицательно отнёсся бы к попыткам сделать из Чаадаева прототип своего литературного героя. Он писал: «Мне сказывали, что он (Грибоедов. – Д.Б.) написал комедию на Чедаева; в теперешних обстоятельствах это чрезвычайно благородно с его стороны». Это, в общем, достаточно жёсткий намёк. Чаадаев, находившийся уже тогда в глухой опале, не был бы у Пушкина прообразом героя, тем более героя малосимпатичного.

Александр Раевский? Ну, про Александра Раевского всё сказано в стихотворении «Коварность». За что особенно любить Раевского, которому Пушкин обязан одним из тяжелейших душевных кризисов в своей жизни? Да, он обладал острым умом, но острый ум вообще никого не извиняет.

– Сравнивая Онегина с Печориным, вы вообще написали: «Куда Онегину до Печорина с его воинской храбростью и великой душой!» Если абстрагироваться от XIX века и дуэльного кодекса, то оба – убийцы. А насчёт «ногтя не стоит», – цитируется моя фраза, – весьма спорное утверждение.

«Мыслил» – это об Онегине, а не о Ленском.

– Господи, это же одна из пушкинских совершенно конкретных пародий на мировоззрение сноба. Вспомните:

Кстати, мне вчера в Тбилиси передали очень интересное письмо. Там утверждение:

– Если бы Онегин был таким ничтожеством, его бы не могла полюбить чистая Татьяна.

– Да ну? Да что вы говорите! Как это не бывает такого, чтобы чистая девушка полюбила ничтожество? Да в том-то и дело, что это бывает сплошь и рядом! Вот Пушкин сам говорит: «Какая драматическая несправедливость, какая сюжетная неувязка, что Чацкий любит Софью и не видит её измены, её предательства». Да прекрасно Чацкий всё видит! В том-то и дело, что в «Горе от ума» есть гениальная грибоедовская догадка: человек истинно умный – он добр, он всё-таки человечен, и он не хочет верить в худшее. И Чацкий любит Софью, и Татьяна любит Онегина, потому что существо доброе не видит недостатков, так сказать, своего предмета обожания, а верит искренне, что там есть ум.

Так это она в седьмой главе начала понимать, уже когда он Ленского убил.

И Онегин получает своё совершенно заслуженно, потому что Татьяна прекрасно понимает, что он такое. И по дьяконовской реконструкции, она должна поехать вслед за мужем-декабристом. Отсюда и декабристская тема входит в роман. Не Онегин же идёт на Сенатскую площадь, помилуйте.

Поэтому разговор, что хорошая девушка не может полюбить ничтожество… Да вся мировая литература рассказывает нам о том, что хорошие девушки любят ничтожеств, и наоборот. Когда Чацкий видит то, что происходит на его глазах, он говорит:

Он не верит в чужую подлость.