Изменить размер шрифта - +
Одарённая. Для неё всё так легко и всё незаслуженно. Незаслуженно!

Николас всё кормил её и комментировал наряды. Муха, зудевшая ей на ухо! Катарина сжала виноградину в перчатке, но ткань была такая толстая, что её шрамы от ядов не испытали боли от сока.

— Пусть она опять посмотрит на меня, — прошептала Катарина. — Пусть переживает.

Но Мирабелла этого не сделала. Она так танцевала к парнем Чатвортом, словно к её спине привязали шест.

— Что ты сказала, моя королева? — спросил Николас.

— Ничего, — ответила она. Все смотрели на Мирабеллу, и она никогда не видела столько спин Арронов. — Предатели…

Катарина оттолкнулась от стола и встала. Она так мало внимания привлекла, что могла быть и вовсе незаметной.

Так и есть.

Катарина появилась из неоткуда и, будто змея, скользнула между Билли и Мирабеллой, так, что никто не успел ничего сделать. Все остановились, Лука приказала музыкантам прекратить играть.

— Играйте! — приказала Катарина. Она сжала рукой в перчатке запястье Мирабеллы и потащила её на середину зала.

Музыка — неловкие звуки.

— Что ты творишь? — широко распахнула глаза Мирабелла.

— Танцую со своей сестрой, — ответила Катарина. — Но это не танец! Ты что, из дерева?

Мирабелла сжала челюсть и схватила Катарину за запястья.

— Ты так боишься… — Катарина красиво улыбнулась. — Избранные не боятся.

— Я не боюсь, я зла.

Катарина потянула Мирабеллу, и они медленно обошли вокруг столов, мимо людей с раскрытыми ртами, слуг, застывших с подносами. Когда они миновали стол Вествудов, Лука встала и шагнула к стулу Натали.

— Ничего не будет, Катарина.

— Тогда что ж мы делаем? — Катари склонила голову, рассматривая Мирабеллу. — Ты прекрасна, сестра. Такие волосы… Такие щёки, без всяких красок и порошков. Ни шрамов, ни сыпи после всех моих даров. Скажи, и кого я отравила?

— Жрицу.

Катарина щёлкнула языком.

— Бедная девочка… Но это твоя вина, что они вмешаются в наши дела.

Она отступила и закружила Мирабеллу. Они единственные двигались в комнате, и музыка играла так неуклюже, словно даже скрипачи смотрели на них.

— Знаешь, что я думаю? — спросила Катарина. — Ты позор. Пустышка.

Её пальцы скользнули по коже Мирабеллы с отменной завистью.

— Ты сильная. Ты можешь. Но ты вблизи так разочаровываешь… Твои глаза насторожены, словно у пьяного пса, но тебя никогда не били. Не как меня — ни яда, ни волдырей, ни рвоты до слёз. Вот почему я выиграю! — она вновь закружила её. — Может, я самая слабая, но я королева. Даже если я мертва до крови и костей.

— Катарина, прекрати немедленно, — голос Мирабеллы звучал жалко, и она задрожала, когда Катарина склонилась к ней.

— Ты знаешь, что они делают с мёртвыми королевами, сестра? — спросила Катарина. — Знаешь, что они творят с их телами?

Она остановила этот танец, рванулась к Мирабелле, пока та не вырвалась.

— Они швыряют их в Пропасть, чтобы та поглотила их! И хочешь, расскажу тебе секрет?

Губы Катарины прижались к уху Мирабеллы почти в поцелуе.

— Они устали от этого.

 

Пропасть

Пьетр медленно вёл кобылу через Иннисвул. Она устала, и он тоже. Он в последний раз останавливался у горного перевала и не спал с той поры, как был в повозке. Два дня путешествия в повозке, три — верхом, но он смог. Или так думал. Он был здесь лишь во время Белтейна, и без чёрно-белых палаток всё казалось таким незнакомым…

Пьетр подъехал к южному краю леса.

Быстрый переход