Изменить размер шрифта - +
Заметив меня, улыбнулась:

– С добрым утром!

Не могу сказать, что на лице хозяина появилась приветливая улыбка – скорее наоборот: бросив в мою сторону ничего не выражающий взгляд, он отошел к столу и стал наполнять вином из графина пустые фужеры.

– Как отдохнули? – спросил для приличия.

– Спасибо. Спал как убитый, – взял я вино из его руки и поинтересовался: – Что это за музыка была?

– Шопен, – ответила Валерия за генерала. – Понравилось?

– Здорово. Обязательно куплю себе пластинку, – сказал я искренне, хотя у меня отродясь не было проигрывателя.

Классное вино из яблок! И бутерброд с сыром как нельзя кстати. Неплохо устроился безошник! Небось всю жизнь диссидентам руки выкручивал, обеспечивая себе пенсион. Она еще хотела, чтобы я просил у него совета! Проснуться бы мне тогда не на чердаке, а где‑нибудь в подвале. Хотя… Интересный он мужик: Шопен, «Вопросы философии» и навоз… А Валерия ему – всего‑навсего «вдова друга». («Неужели ревность?.. Да по какому праву?.. С чего?.. Глупость какая‑то!..») Я не без труда погасил в себе растущую неприязнь к человеку, о котором толком ничего не знал. Нужно быть благодарным ему за предоставленное убежище и отсутствие любопытства. Между ними, определенно, дружба, от которой я попросту отвык, да и не встречал подобной в своей жизни. Шлейф ее тянулся из далекого прошлого, того самого, когда на перекрестках спрашивали лишний билетик в Концертный зал имени Чайковского, а сочетание «государственная безопасность» еще не казалось таким абсурдом. Выискивая в трудах античных философов кое‑что для реферата по уголовному праву, я как‑то наткнулся на изречение Цицерона: «Дружба возможна только между хорошими людьми» . Но даже без Цицерона было ясно, что сидеть мне сейчас в другом месте, не окажись они таковыми.

– Хобот, я тебе чаю китайского привезла, – вскочила вдруг Валерия и направилась к лежавшей на комоде сумке. – Глянь, какая пачка, целых полкило!

– Ни разу не пил, – он погрузился в изучение серебристой упаковки. – Я заварю?

– Действуй, – Валерия вернулась к столу, взяла фужер с недопитым вином.

Я сел на дубовую полированную лавку и принялся уплетать бутерброды.

– Курнем? – предложила Валерия, когда хозяин скрылся на кухне.

Я с готовностью достал «Кэмел». Ей – десятая, мне – одиннадцатая. Перевалило за полпачки, а конца этому «заданию» что‑то не видать.

– Хобот не курит, выйдем на крылечко? – Она направилась через гараж во двор.

Я прихватил с собой пару бутербродов для волкодава…

«Волга» стояла снаружи. «Значит, она должна вернуться в город, – рассудил я. – Приехала специально для того, чтобы сообщить какую‑то новость. Не чай же пить за тридцать кэмэ!»

– Кое‑что я узнала, – сказала Валерия, когда мы уселись на старые деревянные ступеньки под навесом.

Я понял, почему она не повела меня в беседку: не хотела, чтобы Хобот стал свидетелем разговора. Было холодно, но на мое предложение одеться она только отмахнулась.

– В гостинице обнаружили мертвого человека, – сообщила негромко, прикурив от моей зажигалки. – Вы знали об этом?

Шериф подошел ко мне, как к старому знакомому, проглотил бутерброд и, положив на мои колени тяжелую башку, застыл в ожидании ласк. Вообще мы с ним здорово подружились – «волк» и волкодав; на протяжении всего времени, что я носил в сарай уголь, он важно сопровождал каждую мою ходку, как мне показалось, не столько охраняя от меня дом, сколько меня от воображаемых им врагов.

Быстрый переход