— Во! Видали! — заржал Старик, пихая бедолагу ботинком. — Сначала пристрелить хотел — кому он нужен, возиться с ним. А потом решил, что лишний горб не помешает. Барахла-то вон сколько, — указал он на банки, бутылки и свертки. — И в шлюпке столько же.

«Спаси ее! Доведи до конца! — бились в мозгу слова бригадира Чачу. — Погибни, но спаси ее!.. Неужели Слепой — женщина? Этого просто не может быть!..»

— Покажите лицо, — каким-то чужим голосом приказал он. — Откройте лицо, дьявол вас побери!

Слепой не ответил, лишь теснее вжался в склон ложбинки и часто-часто замотал забинтованной головой. Рой схватил его за плечо, чувствуя под грубой тканью хрупкое, словно у подростка, плечо, вцепился пальцами в край грязного бинта..

— Постойте! — глухо донеслось из-под повязки. — Я сама.

— Сама? — переглянулись беглецы. — Так что…

А из-под разматываемого бинта уже показались слипшиеся от пота и грязи волосы, кажущиеся красноватой паклей, розовая щека…

— Баба-а-а!!!

Полминуты — и комок серой марли полетел в сторону. Под повязкой и впрямь скрывалось женское лицо — молодое и, как показалось Рою, отталкивающе некрасивое: красное в пятнах лицо, крупный нос, толстые губы, какие-то бесцветные глаза под белесыми ресницами, свалявшиеся кудельками волосы.

— Гля! И в самом деле, баба! — возбужденно окинул взглядом мрачных товарищей Старик. — Два в одном! Пустим по кругу? Чур, я первый!

Женщина кошкой метнулась к сложенному на коробках оружию и уткнула пистолет себе в грудь.

— Я… Я выстрелю! — голос у нее был низкий, но только полному идиоту могущий показаться мужским. — Вы не посмеете..

— О-па! — Старик ногой выбил из дрожащих рук женщины — нет, не женщины, девушки — оружие. — Чего ты кобенишься, дура! Три мужика в соку — еще и припрашивать будешь! Скидывай свое тряпье! Сколько бабы голой не видал!

«Кем она приходилась ему? — Рой в каком-то ступоре разглядывал лицо перепуганной девушки, и с каждым мгновением она нравилась ему все больше: пятна на щеках — от волнения, припухшие нос и глаза — от слез, губы не толстые, а искусанные: после такого ужаса-то — одна среди отпетых уголовников, боясь в любой момент быть раскрытой. — Жена?.. Слишком молода… Любовница?.. Вряд ли. Он ни разу не оставался с ней наедине… Дочь?..»

— Раздевайся! — верещал старый уголовник, расстегиваясь дрожащими руками. — Заголяйся, стерва! Видишь: невмоготу мне!

— Прекрати, Старик, — неуверенно буркнул Горбатый — он явно был выбит из колеи. — Оставь ее в покое…

— В покое? А вот хрен тебе! Я три года уже бабу живую не видел, а он — «в поко-ое». Не хочешь — вали отсюда, а другим не мешай! Мы щас ее с молодым на пару распишем…

Рой взял трясущегося от вожделения каторжника за плечо и отшвырнул его в кусты.

— Ты чего-о!.. — не понял сначала Старик, с треском выпрастываясь из цепких ветвей. — Ты чего-о! Первым хочешь? Так давай, залезай на нее, я не гордый. Мне ведь станок-то завести время надо — не мальчик, чай. А на вас посмотрю на молодших и заведусь…

Вместо ответа капрал взял его за грудки, встряхнул легкое испитое тело и снова швырнул в колючий кустарник.

Тут уже тугодум все понял.

— Все решил себе заграбастать? — по-кошачьи зашипел из кустов исцарапанный в кровь авторитет.