Потом с хозяином за всю жизнь не расплатишься. Дерзай, ванакт микенский! Твори державу Пелопидов - великую, вселенскую, кафолическую От эфиопов до гипербореев каждому так задышится: с опаской, с оглядкой. Зато: наше золото! наши сокровища! наша гордость! - рядом ведь живем, за углом...

    -  Одиссей, ты давно был у нас? - Знаменитый бас «покровителя ахейских глашатаев» гудит откровенной растерянностью.

    -  Перед отбытием в посольство... А в чем дело?

    -  Глянь направо. Или боги помутили мой разум, или... Видишь храм?

    -  Конечно, вижу... Постой! Откуда он взялся?! Площадь помню, портик на углу - тоже...

    Колесница замедляет ход, проезжая мимо храма. Мрамор коринфских колонн - серый с золотистыми прожилками. Резьба капителей в виде чаш из двойных листьев аканта. Широкие ступени; дверь слегка отворена, и внутри мерцает огонь, безмолвно приглашая войти.

    Одиссей обернулся к десятнику, вызвавшемуся сопровождать «долгожданных гостей»:

    -  Чей это храм?

    -  О, господин мой! Это храм Крона Уранида! - конский хвост на гребне шлема, изрядно траченый молью, кивает в такт речи десятника, словно свидетель на суде, подтверждая правоту истца. - Весной достроили.

    Смотреть на храм приятно. Увенчанное двускатной крышей, стройное здание красиво само по себе, но дело в другом. Глядя на святилище Крона Уранида, которого здесь не было прежде и не могло оказаться сейчас (не было: храма? бога?!), чувствуешь, как тонет, скрывается в глубине души иное смятение. Глухие улочки, высокие заборы, глаза зевак в щелях - всю дорогу, пока ехали во дворец, Одиссей пытался избавиться от дурацкого ощущения чуждости себя и города. Нет, иначе: себя в городе. Микены казались старыми, а рыжий итакиец - молодым. Боги! Чистая правда: город действительно очень стар, а рыжий итакиец действительно очень молод, но...

    Такие мысли граничат с безумием.

    Значит, это свои, родные мысли?

    Спрыгивая на землю и разминая ноги, Одиссей подмигнул глашатаю:

    -  Заглянем?

    ...Младший жрец, в серой с золотыми нитями хламиде, встретил у входа. Отделился от колонны, словно был частью здания:

    -  Благоговейте! [12] Поспешите, уважаемые! Амнистии на исходе, но, хвала Крону, у вас еще есть время...

    Фраза прозвучала двусмысленно.

    Внутри - сумрак, мешающий толком рассмотреть убранство храма. Отверстие в центре крыши, расположенное над алтарем, света не дает, хотя на дворе день. Задрав голову. Одиссей увидел там пригоршню звезд во тьме. Проморгался: нет, звезды никуда не делись. Наверное, роспись. Возле алтаря ярко горит огонь под жертвенным треножником. Обычная картина. Разве что бронзовый котел, установленный на треножнике, куда больше обычного. Да еще: высокая клепсидра [13] на алтаре, забытая невесть кем и невесть зачем.

    Набухает капля за каплей. Впитывает янтарь огня, сумрачную пыль, тишину, серость мрамора, золото прожилок; миг за мигом, мир за миром. Падает из верхней чаши клепсидры в нижнюю.

    Как не бывало,

    Пламя бросает на стены масленые, жирные отсветы.

    В их колыхании чудится: смутные фигуры ведут таинственный хоровод, будто тени из царства Гадеса чествуют древнего сына Уранова. Тянет присоединиться, возглавить, повести лихой пляской из прошлого в будущее, не видя, что всего-навсего замыкаешь кольцо.

    -  Ну что же вы, уважаемые? Кронов котел еще кипит, но скоро покажется дно, и будет поздно!

    Бурлит кипяток.