-  Кому?

    Я действительно не понял, о ком говорит прорицатель.

    -  Аэдам. Нас воспеть - язык сотрется. Пока каждого восхвалишь, да список кораблей, да кто откуда... Слушатели черствыми корками забросают.

    Задрав голову к небу, я задумался: с чего бы Калханту беспокоиться судьбами грядущих певцов? Блик солнца, медовой каплей сверкнув на излете, походил на осеннюю луну: пористый, щербатый. Вечерний. По левую руку тучи лопнули, разошлись, и в прореху высунулись утесы, увенчанные дворцом.

    Знакомый силуэт.

    -  Скирос?!

    Калхант встал, обогнул судовой алтарь. Подошел ближе к борту:

    -  Похоже...

    Уж кому, как не мне, было знать: до Скироса еще по меньшей мере два дня пути. И все-таки - Скирос. Ну, не сошел же я с ума!.. То есть, сошел, конечно, но не до такой же степени! Вон там, на пляже, мы приманивали женщин безделушками, вон лестница, по которой гремел вниз голый Патрокл... Я даже не успел удивиться другому: почему мы так близко к острову, когда намечалось идти северней, мимо лемносских берегов, - и почему мерзкая погода позволяет видеть дворец с предельной отчетливостью? Как на ладони: верхняя терраса, у перил замер муравей, блестя спинкой, алой с чернью. Плащ, наверное. Кто-то из басилейского семейства.

    Или гость?

    Второй муравей тайком выполз из дверного проема. Приблизился к первому, хищно дернул усиками.

    -  А-а-ах!

    Клянусь, это не я. Это Калхант. А я вообще ни словечка! Ни звука! Только смотрел, как первый муравей - ало-черный зигзаг! - летит с террасы на клыки рифов, чтобы сразу скрыться под водой.

    Минуту спустя весь остров исчез в густом киселе тумана.

    -  Цвета Афин, - бросил внезапно осипший Калхант.

    -  Что?

    -  Алый с черным. Афинские, говорю, цвета. Такой плащ был у Тезея, когда его изгнали. Последняя память.

    Я слышал историю о предательском убийстве Тезея-Афинянина. Сброшенного с дворцовой террасы здесь, на Скиросе, ныне царствующим басилеем. Все знали, все слышали, но доказательств не было. Да никто особо и не рвался доказывать (а значит, вступаться!) за мятежного героя, выпущенного из преисподней могучим Гераклом вопреки воле темных владык. Изгнанник, руки по локоть в крови... святотатец!..

    -  Я тогда еще в саду игрался, - говорить было трудно: саднило горло. Будто соленой воды наглотался. - За ограду только с няней... А ты?

    -  Я уже за ограду, - непонятно ответил прорицатель. - Мама рассказывала: кричал ночами. Меня как раз накрыло... Видел, но не понимал: что?!

    Он осекся. Чудно сверкнул глазами: брызнули желтые искры на сером. Уставился поверх моего плеча.

    Добавил чуть погодя:

    -  Вот как сейчас: не понимаю... Просто боюсь. Я обернулся. Там, где еще минуту назад торчали скалы Скироса - выше, между липкими медузами туч, - скользили пять птиц. Крупных. Три торопились, две догоняли. На замызганном фоне плохо получалось что-нибудь разобрать, но преследователи больше походили на крылатых людей, чем на обычных альбатросов или орланов. Да и преследуемая троица... Не бывает у чаек женских голов.

    -  Гарпии меня раздери!

    -  Вот-вот, - согласился Калхант и замолчал надолго. Наверное, пытался по полету гарпий, или кто там летал, предсказать будущее. Судя по выражению его лица, меня такое будущее не устраивало.

    Ни капельки.