В Техасе, когда она ходила в кино на папиной военной базе или в местный городской кинотеатр «Ацтека» — либо с подружками на что-нибудь вроде «Великолепия в траве», либо когда ей поручали отвести младшую сестру Дебру на новый диснеевский мультик, либо в «Старлайт Драйв-ин» с парнем на новый фильм Элвиса или новую «Пляжную вечеринку» (и неизменно заводя шутливую борьбу, пока она пыталась смотреть, а парень — целоваться), — Шэрон никогда не считала фильмы «кинематографом». Или, если честно, «искусством» вообще. Киношки — не искусство, в отличие от книги Томаса Харди у нее в руках. Просто славный способ убить время. Развлечение. Но жизнь с Романом убедила ее, что кинематограф может быть искусством. Его «Ребенок Розмари» — не такое искусство, как «Тэсс из рода Д’Эрбервиллей» Томаса Харди, но все равно искусство, просто другое. Она читала книгу «Ребенок Розмари» и видела фильм Романа, и фильм искусней. И раньше она не понимала, что некоторые режиссеры создают фильмы с той же мощью, что и великие авторы. Не все. Не большинство. Ни один из тех режиссеров, с кем работала она, не считая ее мужа. Но некоторые.

Она помнит случай на площадке «Ребенка Розмари», после которого в этом не осталось никаких сомнений. Оператор Билли Фрейкер подготовил кадр; снимали персонажа Рут Гордон, миссис Кастевет. Она в квартире Розмари, просит позвонить с аппарата в другой комнате. Розмари предлагает ей позвонить из спальни, поэтому миссис Кастевет садится на кровать и недолго говорит по телефону. И кадр снят с точки зрения Розмари — взгляд мельком на то, как старушка звонит из спальни. И вот Билли Фрейкер поставил камеру в коридоре так, чтобы снимать Рут Гордон через проем. Он выбрал такой ракурс, чтобы Рут Гордон обрамляли дверные косяки. Когда Роман посмотрел в видоискатель сам, ему что-то не понравилось, и он внес правки. Когда сняли так, как хотел Роман, миссис Кастевет не было видно целиком. Ее загораживал левый косяк. Когда в видоискатель заглянула Шэрон (а она всегда смотрела на кадры Романа через видоискатель), она не поняла, почему Роман его изменил. Если в кадре должна быть миссис Кастевет, то этот вариант явно хуже предыдущего. От нее осталась только половина.

Оператор тоже ничего не понял. Но хозяин — барин, так что Фрейкер сделал как сказано. Пока Роман, сидя на ящике из-под яблок, попивал кофе из белого одноразового стаканчика, а бригада двигала камеру, Шэрон спросила, почему он изменил кадр.

Роман только мудро и озорно улыбнулся и сказал: «Сама увидишь». Потом встал и ушел.

«Какого черта это значит?» — думала Шэрон. Потом совершенно об этом забыла. Через полгода они вдвоем пришли на самый первый предпремьерный показ, проходивший в кинотеатре «Алекс» в Глендейле, штат Калифорния. Роман и Шэрон сидели ближе к концу, держась за руки. Роман, на чужих фильмах обычно любивший сидеть поближе к экрану, на своих садился подальше — потому что на зрителей смотрел даже больше, чем на фильм.

Зал был битком. Вот пошла сцена с миссис Кастевет в квартире Розмари. Рут Гордон спросила Миа Фэрроу, можно ли ей позвонить из другой комнаты. Миа сказала «да» и показала, где спальня.

Роман придвинулся к жене и прошептал:

— Помнишь, ты спрашивала, почему я изменил кадр?

Она уже и забыла, но теперь вспомнила.

— Да.

— Смотри, — произнес он и показал — но не на экран. А на целое море голов перед ними — где-то шестьсот человек.

На экране Миа Фэрроу в роли Розмари бросает взгляд на старушку в спальне, склейка — и нам показывают, что она видит. Тот самый кадр, где Рут Гордон в роли миссис Кастевет сидит с трубкой на кровати, частично закрытая дверным проемом слева.