– Куда спряталась? Ничего не хочешь потрогать?

Я отозвалась нечленораздельным стоном.

– Точно не хочешь? А ночью ты проявляла такой бурный интерес к моему телу…

– Это не я! – Я вынырнула из-под одеяла – взъерошенная и наверняка красная. – Это пирогены!

– Это кто? – вздёрнул бровь Ярослав. – Это лучшие друзья Джонни и Джека?

Мне срочно захотелось обратно под одеяло. А ведь я сказала абсолютную правду. За то время, что мы прожили вместе с Яриком, он попал под раздачу один-единственный раз. Потом несколько недель мне жаловался и припоминал, как я, под высокой температурой, то пыталась его изнасиловать, то побить. И всё это практически без перехода. Вот такая вот у меня дурацкая реакция на высокую температуру, совсем не соображаю, что делаю. И жаропонижающие ни черта не помогают. Спасает меня только то, что это всё длится недолго, редко дольше суток. Но в это время быть рядом со мной крайне непросто.

– По крайней мере, я не пыталась тебя побить, – буркнула я, закутываясь в одеяло.

– Я прямо чувствую, как мне повезло, – фыркнул Огарёв и встал. Смачно потянулся, демонстрируя под задравшейся футболкой плоский мохнатый живот. Перехватил мой взгляд и ехидно ухмыльнулся.

– Точно ничего не хочешь потрогать?

Отступать мне было некуда. И я пошла в наступление:

– Спасибо, за ночь натрогалась.

Улыбка сползла с лица Ярослава, и он повернулся ко мне спиной.

– Ладно, пошёл я чайник ставить и порошок тебе разводить.

Он и в самом деле ушёл. А я осталась наедине со своей рефлексией и чувством стыда. Рефлексировать и стыдиться мне было от чего.

Ярослав действительно вчера возился со мной – мерил температуру, ужасался, предлагал вызывать врача, приносил тёплый чай и разведённое в кружке лекарство. Даже холодный компресс мне на лоб сооружал – с уксусом.

А я знаете что в итоге сделала? Я сказала, что хочу с ним обниматься и чтобы он лёг в постель. Он лёг, но я теперь не могла вспомнить, с каким выражением лица. Но зато я отчётливо помнила его шипящий выдох, когда я засунула руку ему в штаны.

Да. Да! Не имею ни малейшего представления, что мной в такие моменты руководит! И какие кони, свиньи и самолёты носились в моем сознании. Зато отчётливо помню, как кололи ладонь жёсткие волосы, до которых не добирались чудеса эпиляции. Как ладно лежит в ладони его плоть.

И тут я снова застонала. Только я, со своим фирменным везением, могла такое сделать!

Но лежал он в ладони действительно ладно. И скользил в ней тоже как надо. И еще я помнила, как Ярослав обречённо стонал. И как в какой-то момент, видимо не выдержав, со всей силы сжал мою ягодицу. Но… но… кажется, это и всё. Не могла же я прохлопать, что у нас было что-то большее, чем это тисканье?

Я аккуратно исследовала свое белье и обработанные шугарингом области. Там вроде было как в рекламе памперсов – тепло и сухо.

В дверях показался Огарёв с горячей кружкой, молча поставил ее на тумбочку. И собрался уйти, но я не дала.

– Ярослав…

– Ну? – Он не оборачивался.

– У меня мозги от перегрева совсем отключаются. Что бы я ни делала сегодня ночью – я не нарочно.

– Нечаянно? – Он всё-таки обернулся. Мрачный. И небритый – вдруг поняла я.

– Да. – Я сглотнула, потянулась за чашкой. И крепко зажмурилась от вкуса тёплого кисло-сладкого напитка.

– То есть ты почти голая, в одних трусах, два часа игралась со мной как с игрушкой – и это всё совершенно случайно? – уточнил Ярослав.