Но сейчас взгляд Белотура почему-то смутил ее: она даже спрятала руки, плотнее завернувшись в толстый плащ из колючей шерсти. Белотур смотрел так, будто любовался ею, а чем тут любоваться? Рубашка простая, вотола эта зеленая, своими руками крашенная… На подоле сухие стебли: в таких случаях девке говорят, что-де «вдовцы налипли», за вдовцом замужем быть. И где только подцепила? Ах, ну да, Аскольд же двух княгинь похоронил, вдовец, стало быть…

Не умея взглянуть на себя чужими глазами, Дивляна не понимала, что даже сейчас, в плаще, покрашенном дубовой корой в зеленовато-бурый цвет, почти без украшений, она выглядит как та самая Огнедева, или Денница, как ее называли в земле полян, дочь Солнца и невеста Ярилы. В самом расцвете девичьих лет — весной ей исполнилось шестнадцать, — среднего роста, легкая, стройная и подвижная, она вся дышала теплом, жизненной силой, которая горела в румянце на щеках, в ярких, как спелая земляника, алых губах, сияла в серо-голубых глазах под густыми черными ресницами. В ее толстой косе, рыжевато-золотистой, словно затаилось солнце; она казалась теплой даже на вид, и ее все время хотелось потрогать. Легкие кудряшки возле висков и надо лбом красиво обрамляли нежное лицо. Ее старшая сестра Яромила, которую Белотур поначалу сватал за своего брата, была, пожалуй, красивее чертами, да и ростом выше, но эта жизненная сила, которой Дивляна была переполнена, привлекала и привязывала к ней прочнее всякой красоты. Нередко она бывала грустна и задумчива — ничего удивительного, если знать, что ей пришлось навсегда покинуть родные края и всех родичей. Но порой, забывая об этом, она смеялась, и тогда радость разливалась вокруг широкой волной, как бывает, если меж тучами вдруг проглянет солнце и бросит золотой луч, оживляя хмурую, промокшую землю. Белотур был рад, что, в конце концов, им досталась именно эта невеста — девушка, способная одним своим присутствием согревать все вокруг и радовать сердце. Неудивительно, что Огнедева выбрала ее своим земным воплощением: она была полна расцветающей прелести, точно сама богиня весны. И хотя он старался держать себя в руках и не давать воли мечтам о невесте брата, близость Дивляны и в нем зажигала кровь, наполняла огнем и удалью, будто он сам — не воевода и отец уже почти взрослого сына, а молодой парень, жених! Рядом с ней, казалось, каждый мог начать все заново, вернуться в юность — в то время, когда все еще впереди, — потому что весну человеческой жизни она несла в себе.

Ночь прошла спокойно: несколько раз Дивляна просыпалась и слышала, как переговариваются отроки у костра, как с треском ломают сучья, чтобы подкинуть в огонь, однажды различила голос Белотура, проверявшего дозоры. А утром она проснулась раньше всех — обе ее челядинки, Кунота и Долговица, еще сопели по бокам, укутавшись в одеяла до самого носа, и снаружи не доносилось никакого шевеления. Между тем, судя по яркому свету, проникавшему сквозь щель полога, погода наладилась. Потеплело, Дивляне даже было жарко в верхнице из толстой шерсти и шерстяных вязаных чулках, в которых она спала под одеялом и большой овчиной.

С усилием выкопавшись из-под всего этого и нашарив среди одеял свой пояс, она на коленях поползла к пологу и выглянула наружу И дух захватило от радости — какой прекрасный день начинался! Небо совершенно очистилось от туч и сияло яркой, льющейся в глаза голубизной; вставшее солнце сушило вчерашнюю влагу, трава зеленела, и будто вернулось лето. Сквозь утреннюю свежесть уже веяло теплом, блестела золотом река, мир казался открытым на все стороны, приветливым и светлым. И не скажешь, что тут уже почти Та Сторона…

Дивляна выбралась из шатра, обулась, оправила рубахи и пояс, подтянула чулки, пригладила косу.