— Тоже мне, джигит! А ещё с русскими водишься! Да они, знаешь, как пьют? — Налив себе и Аману ещё, он залпом опрокинул рюмку и молча подождал пока проглотит свою порцию Аман. Потом покряхтел и спросил:

— Ратх, о чём говорят бунтари в вашем цирке?

— Какие бунтари? — удивился Ратх.

— Ну эти… демократы: студенты, железнодорожники?

— Ничего такого они не говорят, — насупился Ратх. — Просто говорят, что Россия скована полицейским режимом, нет свободы.

— Ха! И это, по-твоему, ничего такого?

— Не знаю, Черкезхан, чему ты удивляешься, — недоуменно пожал плечами Ратх. — На митинги собираются все, кому. хочется. Выступают против войны и требуют короткий рабочий день. На государя никто не посягает, так что ты не волнуйся.

— Но-но, ягнёнок! — повысил голос Черкезхан. — Ты особенно-то не задирайся, коли ни в чём не смыслишь. Революция для тебя — невинная игра, а для меня она — угроза уничтожения всех малых наций.

— Брат, ты говоришь такие умные слова — нам их, пожалуй, не понять, — вмешался Аман, расстёгивая воротник белой вышитой рубахи. — Может, выпьем ещё по одной?

— Можно и ещё, — согласился Черкез.

Когда выпили, Черкез вновь вернулся к начатому разговору.

— Если начнётся революция, — заявил он авторитетно, — то она сотрёт с земли все малые народы: татар, узбеков… А туркмен — в первую очередь.

— Это как же понимать, Черкез? — испуганно спросил Аман.

— Тут и понимать нечего. Если бунтовщики начнут революцию, то к ним могут присоединиться и наши бедняки-туркмены. А когда к ним присоединятся туркмены, то царь пришлёт сюда казацкие полки и раздавит всех бунтовщиков. Русские живут по всей России — их нация сохранится. А туркмен сотрут с лица земли, потому что их мало. Надо быть патриотами своего народа — тогда поймёте как страшна для нас русская революция. Ты меня, надеюсь, понял, Ратх?

— Этому тебя в Петербурге научили? — спросил в свою очередь Ратх.

— В Петербурге, конечно. Мне преподавали и теорию, и практику борьбы с крамолой. Так что, если в чём сомневаешься, то отбрось все свои сомнения, и слушай меня побольше. Задача туркменской интеллигенции, к которой относитесь и вы, уберечь туркменских дехкан от русской демократии. Будем преследовать и наказывать каждого, кто задумает путаться с рабочими и студентами!

— Ай, не наше это дело, — отмахнулся Аман. — Нас с Ратхом ждёт цирковая арена. Нам надо побольше беспокоиться о своей голове. Голова на арене должна быть светлой, иначе слетишь с коня и расшибёшься. Завтра у нас представление.

— Завтра?

— Ну да. Завтра же — воскресенье.

— Это интересно, — потёр ладони Черкез. — Пожалуй, я приду с Галией, посмотрим на вас.

— Мы будем рады, Черкез, — заулыбался Аман.

— Ай, молодец! — смеясь, воскликнул Черкез. — А теперь, братишки, я пожалуй отправлюсь к своей прекрасном ханум. Наверное она уже злится, что меня так долго нет.

— Счастливо, Черкезхан! — воскликнул Аман. — Как говорится, завтра увидимся!

Едва Черкез вышел, Ратх сразу спросил:

— Неужели революция может уничтожить всех туркмен? По-моему, Черкез пугает. Как ты думаешь, Аман?

— Откуда мне знать, — хмыкнул Аман. — Но в том, что говорит Черкез, конечно, есть правда. Он же учёный человек, не то что мы.