…После усиленного марш-броска на тридцать километров мы занимаем позицию возле какой-то деревушки. Беленные мелом невысокие домики, заборы, тополя. Торчит «журавль».

Мы устраиваемся на окраине, перекрывая дорогу, по обочинам которой готовим позиции. Бойцы торопливо начинают рыть ячейки, но я, памятуя прошлое, командую отставить и отмеряю командирам батальонов участки для сплошных траншей. Хватит с меня этого безобразия! Когда боец один в окопе — ему страшнее вдвойне. Ни финны, ни немцы не роют ячеек, а уж воевать они умеют. Только окопы, и только сплошной линией!

Ворчание пресекаю сразу, пригрозив расстрелять ослушников за невыполнение боевого приказа. Это действует, и вскоре люди уже скрываются по пояс в земле. Одновременно намечаем позиции для пулемётов, прикидываем, где поставить орудия.

— Товарищ майор! Пыль сзади!

— Приготовиться к бою! Противник с тыла!

Неужели обошли?! Но нет, это подходит артиллерия. Командир курсантов — молодой полковник Исидор Кац, но он не кичится своими петлицами, а сразу принимает старшинство Федорчука, поскольку и он, и я уже успели понюхать пороху. Зато пушек много, целых двадцать штук! А сзади на подходе ещё столько же, но более тяжёлых, калибром 203 и 107-мм. Модернизированные «Виккерсы» и «Шнейдеры». Тяжёлые гаубицы загоняем на позиции поддержки, а длинноствольные «француженки» ставим замаскированными во дворах.

«ЗИСы» же размещаем непосредственно на линии окопов, благо они невысоки и усилий по маскировке требуют немного… Между тем на дороге появляются первые беженцы. Бредут пешком, катят тачки с имуществом, гонят скотину. Мне больно смотреть им в глаза…

Мысленно даю себе клятву отомстить за их страдания, и судя по суровым лицам окружающих меня бойцов — не только я. Но вскоре в этой бесконечной колонне начинают появляться другие лица. Эти едут на легковых автомобилях, набитых узлами с имуществом, иногда на грузовиках. Толстые, заплывшие жиром морды с не менее откормленными супругами. Функционеры. Швондеры.

Начальник артиллеристов не выдерживает, берёт у меня взвод бойцов и перекрывает дорогу…

— Стой! Чья машина? Что везёте?

Из кабины высовывается толстая физиономия с вывернутыми губами:

— Я секретарь райкома ВЛКСМ, у меня мандат на эвакуацию имущества райкома!

— Предъявите!

Морда суетливо извлекает из нагрудного кармана толстовки сложенную вчетверо бумагу. Полковник смотрит, затем просит предъявить документы. Неторопливо листает паспорт.

— Так… Покажите, что у вас в машине?

— Вы не имеете права! Там секретные документы!

Морда белеет, и начинает качать права, но мы видим, какие там «секретные документы». Из-под брезента торчит лакированный угол пианино, а над кабиной возвышается расплывшаяся вширь дамочка. Полковник показывает на неё:

— Если у вас секретные документы, то что здесь делает посторонняя? Почему она находится с секретными документами? Или вас положение о перевозке документов не касается! Обыскать машину!

Бойцы лезут на «полуторку». Молодка визжит, но затыкается после удара прикладом винтовки и плюхается через борт на землю. Срывается брезент, и нашему взору предстаёт гора домашней утвари. Кац покрывается красными пятнами от бешенства и трясущимися руками вытаскивает из кобуры «наган». В это время один из бойцов кричит из кузова:

— Товарищ полковник! Здесь только шмотки! Нет никаких бумаг!

Гулко бухает выстрел. Морда валится на землю, брызгает неправдоподобно алая на серой пыли кровь. Супруга охает и лишается чувств.

— Бросьте её в кювет.