Засылая конные дозоры, Володислав теперь знал о перемещениях киевского войска. Последнюю ночь оно стояло станом близ Размысловой веси, в той же волости. Княжьи отроки видели конный дозор киян – надо думать, русы тоже знали, что им предстоит сражение. Первое большое сражение в войне, где до того они лишь примучивали беззащитных весняков.

Древляне встали сплошной стеной, глубиной в несколько рядов, перегородив свой край поля от ручья до оврага.

Русы подошли перед полуднем. Дружина за дружиной, они выстраивались на другом, более узком краю клина. Не торопились, но в том, как постепенно росли и густели вражеские порядки, было нечто жуткое.

Володислав разъезжал перед своими дружинами, вглядываясь в русский строй. Не в пример древлянам, среди киевских полков замечалась разница. Справа, у большей части воев, вооружение было такое же, как у древлян, – значит, это ополчения. Полянское, северянское, смолянское и те словене с Ильменя, что привел с собой Святослав. Край строя с левого крыла отличался: там виднелось немало кольчуг, шлемов, щиты имелись у всех, а не только у первого ряда – значит, это стоит большая княжеская дружина. Но не вся: Володиславу удалось насчитать четыре «малых ворона», родных братьев того стяга, что хранился в укладке на Святой горе. Значит, половина. Это тревожило.

– Не спрятали бы и они засадный полк, – сказал он Величару. – Еще сотни три-четыре оружников Ингоревых должно где-то быть.

– Они, видать, на Малинской дороге. Иначе откуда там целое войско? Святослав со Свенельдичем Ингоревых отроков поделили меж собой.

– Ну и слава Перуну! Сперва этих разобьем, потом тех.

Но вот Величар уехал к своим трем засадным сотням. Уже был полдень, но день выдался сумеречный, будто само небо угрюмо хмурилось в ожидании того, что сейчас предстоит. Над полем летали вороны, искали грань между явью и Навью, между живыми и мервыми. И не находили.

Движение в рядах киевского войска прекратилось. Темная толпа, похожая на ходячий лес копий, двинулась вперед. Деревский строй дрогнул, щиты переднего ряда сомкнулись, над ними качнулись копья второго ряда – но тут русы остановились.

Над полем повисло почти полное молчание. Каждый из трех тысяч человек мысленно отсчитывал последние мгновения своей жизни. Наверху каркали Велесовы вестники, но никто не смотрел на них – оба строя не сводили глаз друг с друга.

– Древляне! – Володислав, не выдержав тяжести этих последних мгновений, послал коня вдоль своего строя. – За вами – могилы дедовы и поконы родовые! За вами – очаги жен и матерей ваших, зыбки детей ваших малых. Дрогнем, уступим – все они в землю сырую пойдут нынче же, а кто выживет – рабом руси станет навек! Перун с нами! Боги наши с нами! Я жизнь свою отдам, голову сложу на этом поле, но не отступлю, жену и детей малых ворогу не выдам. Деды наши с неба на нас смотрят, ждут, убережем ли корень их. Нам выпало за всех встать – на дедов, за внуков. Судьба такая. Но и судьба за нас. Вот у меня тот меч, что нашу кровь проливал, что наш род в неволе держал! – Он вытащил из ножен Ингорев меч и взмахнул им над головой. – Вот меч Ингорев. Последний русский меч на земле нашей. Река деревская его из рук Ингоря вырвала, река деревская мне отдала. Теперь и сила их – в наших руках. Князь их – отрок безусый, и оружие отца своего не получил он в наследство.