Жутко было видеть, как приближается эта грохочущая, неумолимая смерть. Но древлянам было приказано стоять на месте, чтобы не ломать строй до самого столкновения, и они стояли.

– Дерева! – вразнобой орали ратники, чтобы криком отогнать собственный ужас.

– Володислав!

– За Дулеба!

– За Маломира!

– Перун!

– Стой крепче!

Задние ряды не прекращали пускать стрелы, и позади киевского войска, в растоптанной тысячами ног грязи, оставались десятки тел. Иные шевелились и пытались отползти с поля, иные лежали мешком.

И вот подступающая волна ударилась о скалу – русский строй навалился на деревский, прямо на частокол опущенных копий. Копейщики того и другого строя наносили удары по вражеским щитовикам и друг по другу; стоило одному упасть, как к проему устремлялись чужаки, пытаясь его расширить и проломить строй.

Володислав, пока не вступая в схватку сам, с высоты седла наблюдал за началом битвы. Замысел киевских воевод был несложен: собранные слева отроки большой дружины, наиболее хорошо вооруженные, опытные и сильные духом, давили, пытаясь сломать стоявшее напротив них крыло древлян, чтобы прижать к оврагу, столкнуть туда и перебить. И замысел оправдался: уступая оружникам по силе, деревские вои с этого края стали пятиться. Под ногами, на оставленной части пашни, лежали тела. Строй уже был прорван, кияне давили, рассеивали отдельные ватаги. Они уже почти прошли в тыл деревского строя – еще немного, и смогут бить в спины. Смести в овраг перемешанную толпу и начать добивать… В криках русов зазвучало торжество близкой победы.

Володислав видел все это и смог оценить угрозу. Еще можно было избежать разгрома, если строй успеет развернуться. Нужно было выиграть для этого хоть немного времени, а значит, пришла пора вступить в дело самому.

– Вперед, паробки! – Володислав взмахом меча подал знак своей ближней дружине. – Коси варягов! За Дерева!

Отборный отряд из трех десятков отроков бросился навстречу русам. Сам Володислав мчался вперед, мечом с седла нанося удары по пешим киянам. Берест, Медведь и двое других телохранителей, тоже верхом, скакали по сторонам от князя, отбиваясь от русов, что пытались его достать. Те были умелыми бойцами, но теперь Берест мог наносить удары секирой с коня по пешим, и позади него остались лежать два-три окровавленных тела. Вокруг шла жестокая рубка вплотную – строя уже нигде не было, Берест вертелся в седле, выискивая русов среди мечущихся бойцов.

– Русь! – кричали одни. – Киев! Святослав!

– Дерева! Володислав!

И вдруг в бок прорвавшихся сотен большой киевской дружины густо ударили стрелы – выкосили сразу несколько десятков. Бурление битвы разом ослабело – будто в кипящий котел плеснули холодной воды. Из зарослей на берегу ручья выскочил засадный отряд Величара и ударил копьями. Кияне стали отступать, оставляя позади себя убитых. Напор слева упал, русы спешно отходили. Древляне, вновь собравшись, устремились им вслед.

В середине поля почти все щитоносцы уже были перебиты, между противниками образовалась широкая полоса, заваленная телами убитых и раненых. С другой стороны поля древляне, увлекаемые Коловеем, с самого начала потеснили киевское ополчение.

– Хакон! Туда! – Тородд, воевода, послал младшего брата с его и своей дружиной на поддержку ополчения.

Хорошо вооруженные, отроки вождей подперли шатавшихся ратников и остановили прорыв Коловея. Но на этом обе стороны встали. Завал мертвых тел мешал и тем и другим идти вперед. Победа и поражение колебались на чашах весов, никто не мог переломить ход дела в свою пользу.

– Наступай! Наступать, я приказываю! – кричал Святослав.

Было плохо видно с его места, почему дружины, даже хирдманы Хакона и Тородда, стоят по щиколотку в растоптанной, смешанной с кровью грязи и не идут дальше.