Только секира с огненными отблесками на узорном клинке и такой же блеск вражеского оружия впереди – в пятидесяти шагах вниз по увозу… в двадцати… в десяти…
* * *
В предградье затрубил рог: Святослав подавал знак «К бою!».
– Строиться! – везде кричали десятские, собирая своих людей.
Кияне бежали от костров, на ходу надевая шлемы. В эту ночь все, даже те, кому достались места в избах предградья, спали не раздеваясь, с оружием под рукой. Вынесли «малых воронов» вышгородских и витичевских сотен. Даже Эльга и Соколина сели на своих коней – они не собирались сражаться, но желали видеть битву. Последнюю битву, что сломит деревскую силу навсегда.
Над вершиной горы так густо клубился дым, что даже снизу смотреть было страшно. Видно было пламя над крышами, все предградье тоже полно было дыма и запаха гари. Ветер от вершины скалы был горячим.
– Здесь дышать нечем – там-то ей каково? – бормотала рядом с Эльгой Соколина.
Эльга молчала, не сводя глаз с вершины и ворот. Даже здесь слышен был непрерывный многоголосый крик изнутри. Княгиню трясло. Она помнила и тревожилась о Предславе, запертой в городе, но больше всего сейчас думала о муже.
Наверное, он видит это из небесных палат. Видит, как они отомстили за него – сын, жена, побратим, дружина и соратники. Многократно взыскали за пролитую кровь его и гридей. Надолго отбили охоту к мятежу у древлян, да и у всех, кто об этом услышит. Чем бы ни кончилась эта осада – сражение подле Искоростеня останется в людской памяти навсегда. И принесет бессмертие всем: князю киевскому, его семье. Его соратникам и его врагам. Даже если она погибнет сейчас, пронзенная шальной стрелой со стены, ее жизнь получит достойный конец, и предания станут поминать ее добрым словом. Как ту, что выполнила свой долг перед родом и державой до конца, не посрамила предков, не обездолила потомков.
– Отворяют! – истошно закричали среди оружников, окружавших двух всадниц. – Ворота!
Снизу было хорошо видно, как ворота медленно растворяются. Их словно выдавливало плотным напором толпы. Первыми – едва появилась щель между створками – выскочили три-четыре отрока с топорами и даже щитами, потом целый десяток. Потом появился боевой чур и закружился, как в водовороте, над потоком человеческих голов – в платках, в повоях, в шапках, простоволосых…
– Ой мамочки! – вскрикнула Соколина при виде этого людского половодья.
– Вон Володислав! – Святослав, сидя на коне, первым заметил своего противника. – Вон он!
Человека в шлеме было хорошо видно среди ратников в кожухах, шерстяных свитах и валяных шапках. Гриди сперва подались было вперед, намереваясь встретить Володислава прямо у моста. То, что составляло силу города при осаде, сейчас сильно затруднило положение идущих на прорыв осажденных: ведь не только в город, но и из города можно было пройти лишь по узкому мосту над ручьем. На выходе с моста древлянских ратников можно было перебить всех – если бы не толпа у них за спиной.
– Отходи! – заревел Асмунд, едва поняв, что происходит. – Назад! Труби – все назад!
Подгоняемые пламенем за спиной, россыпями горящих искр, лезущим в горло дымом, все те многие сотни человек, что набились в Искоростень, теперь неслись по узкому сходу к мосту – навстречу прохладе и чистому воздуху. Кого-то сбрасывало напором толпы, люди катились по склону горы, кричали, цеплялись и скользили. Кияне отхлынули от моста – ясно было, что здесь никакая битва невозможна, их просто сметут и затопчут.
Володислав и его люди тоже сообразили – толпа за спиной дает им надежду прожить чуть дольше. Вот передние ряды достигли моста – русы даже не стреляли по ним, потрясенные зрелищем бегущих от огня людей. |