– Стрелометы! – орал с коня Тородд.

Грянул первый залп. Когда стало ясно, что обстрел огнем пора прекращать, стрелометы отвели назад и установили для стрельбы по мосту. Теперь на бегущих из города посыпались стрелы – с обычными наконечниками. В крик вмешались вопли боли, раненые падали и исчезали под ногами толпы. Люди с узкого моста горохом сыпались на лед ручья. Жерди ограждения были сметены, будто соломинки.

Разглядев со стены, как расположились русы вокруг города, Володислав заранее велел своим людям от моста поворачивать вправо. Основные силы киян в предградье и три сотни Мистины за рекой, если повернуть от моста налево, не оставляли надежд на спасение. Но у рва их было меньше, и там сохранялась возможность вырваться на открытое пространство.

– Туда! – видя, что толпа ратников и беженцев поворачивает, закричал с коня Святослав. – Руби! Чтоб никто не ушел!

– О боги, если она там, ее же затопчут! – в отчаянии кричала Соколина, чуть не плача. – Зарубят!

Эльга хмурилась, стараясь отогнать ужас. Окажись Предслава в этой толпе – даже знающие ее в лицо могут не успеть помочь ей не попасть под клинок, под стрелу, под копыта коней и коров, под ноги обезумевших людей.

Справа от ворот было посвободнее – здесь толпа уже не сносила все преграды, но было достаточно тесно, чтобы схватка превратилась в кровавую давку. На бегу деревские ратники перемешались с женщинами и прочими, не способными сражаться, и теперь на всю эту тьму людей сбоку ударили гриди витичевских и вышгородских сотен. Видя так близко щиты и клинки врага, древляне пытались прорваться по руслу замерзшего ручья, многие пробирались по склону ближе к городу. Ветер дул в спину, словно подгоняя. Едва удавалось продохнуть от несомого сверху дыма, густо летели горящие искры и пепел, так что люди мало что видели и бежали почти вслепую. Опасаясь за свои глаза, русы попятились от стен.

В чаду мелькал шлем Володислава: он еще был на ногах и среди ратников продвигался вперед, прокладывая путь беженцам. Но тут на них ударили и справа – это подошли, видя прорыв, отроки Тормара из стана возле рва.

Беженцы и ратники из города оказались зажаты меж двух дружин наступающих на них русов, причем в самом неудобном месте – на берегах и на льду ручья, при соединении его с таким же замерзшим рвом. На земле и на льду, на откосах вскипела дикая свалка. Стремясь не дать врагу уйти, русы рубили всех подряд – ратников и беженцев, людей и скотину, мужчин и женщин. Бегущие спотыкались о тела. Не требовалось и ран – споткнувшиеся падали и оказывались затоптаны. Сероватый снег был испятнан красной кровью. В густых клубах дыма люди плохо видели, где свои, где чужие, толкались и из последних сил рвались вперед, пытаясь спастись.

Наверху ревело пламя – уже запылал частокол. Стольный город древлян, простоявший на своей скале полтораста лет, погибал на глазах – жутко и стремительно. Но некому было смотреть на это – всякий искал спасения, живые прятались за трупами, и счастье, если не оказывались затоптаны следующими волнами беглецов.

Володислав со своими отроками прорубался по левому берегу ручья, отбиваясь от наседавших русов. Деревские ратники уступали киевским гридям и оружием, и умением, но отчаяние последней схватки придало им сил: махнув рукой на себя, каждый видел перед собой глаза дедов и стремился лишь забрать с собой на тот свет побольше врагов.

Берест оказался чуть впереди князя, стараясь прикрывать его. Без остановки рубил варяжской секирой, почти вслепую – то попадая сталью в сталь, то в мягкое, то промахиваясь.