И тут пришлось припомнить, какие условия случанам были объявлены. Киевское войско двинулось вперед и окружило Туровец – и со стороны поля, и по реке. В Туровце имелся колодец, хватало припасов, нужда в самом необходимом жителям пока не грозила, но приятного мало – видеть себя в кольце костров вражеского войска. Всем были памятны рассказы об осаде Искоростеня, и в Туровце уже запричитали женки: ой, вот сейчас огненных птиц на нас напустят, сгорим!
– Все речи их – песий брех, один обман! – с возмущением говорил Коловей испуганным жителям. – Обещали времени до завтра, а сами налгали!
– Вестник говорил: до полудня времени, потом осада, – припомнил не менее других встревоженный Будерад. – И коли не отдадимся на Святославову милость – гляди, и до приступа дойдет.
– Спознаемся и мы с птицами огненными!
– Так пусть попробуют! – кричали ратники с Ужа. – Здесь город высокий, стены крепкие, колодец внутри есть, припасов довольно – пусть осаждают! А мы выйдем да ударим на них как надо!
– Это они нынче тремя сотнями осаждают – а коли Святослав в Веленеже, так он через три дня здесь будет со всем войском! И припасу не понадобится! У него войска тысячи две или три, вы ж сами сказали! Куда нам здесь от трех тысяч обороняться! Не каждый десятый, а все в полон пойдем, с женами и чадами!
– Дурни вы и трусы! – отрезал Коловей. – Вороны мокрые, а не мужи! Не будем Святослава ждать! Выйдем завтра на заре, пока не опомнились, разобьем Акуна и Свенельдича! Святослав придет – пусть кости собирает!
– А мы-то как же! – опешили туровчане. – Да он со зла нас всех перебить велит!
– И в полон брать не станет!
– Акун ведь ему родич – брат отца! Даже и дай Перун удачи – от победы такой беды не оберешься!
– А мы тогда… на Волынь уйдем, – Коловей оглядел соратников. – Разобьем этих – и за Горынь скроемся. К Хотомыслу лучанскому пойдем, к Людомиру волынскому или хоть к Етону в Плеснеск. Тот ведь обещал помочь, когда будет самый край? Вот тут, братие мои, самый край и есть.
– Вы уйдете! – отвечал ему рослый старик из туровецких старейшин. – У вас нет ничего, одни порты, да и те дырявы! Только ранами кровавыми и богаты! А мы? С женами и детьми? Со скотиной? Избу на себе не унесешь.
– Хочешь сына и дочь в таль отдать? А других – в челядь, чтобы детей ваших за моря продали сарацинам?
– Лучше каждого десятого, чем всех, – сумрачно ответил старик. – А вас послушаем – так никого здесь не останется. Ни племени, ни наследка, как от обров. И памяти не будет, что за такой род случанский жил здесь. Могилы дедов наших былием поростут, городцы и поля запустеют.
Между собой туровчане обсуждали дело недолго. Живя на рубежах между владениями киевских князей и волынских, они понимали свой небогатый выбор: либо тот господин, либо другой. Волынские князья были своего, дулебского корня, но к русам все уже привыкли, через киевских торговых гостей получали сарацинское серебро и греческие паволоки. Даже и случись чудо, уйди отсюда Святослав – уже летом явятся волынские князья и наложат такую же дань, если не больше. Поэтому случане с самого начала не одобряли затеянной Володиславом и Маломиром войны за волю. И уж, конечно, не теперь, когда деревская рать разбита, а оба князя мертвы, им было исполниться свободолюбивого ратного духа.
Совсем иное дело было с Коловеем и его соратниками. Пока Будерад в своей избе толковал со своими старцами, они сошлись в избе у вдовца Найдена, где жил Коловей и где лежали трое раненых. Один, тот, что с обмотанной повязками головой, занимал лучшую лавку, отделенную занавесью, чтобы толкотня в набитой людьми избе как можно меньше ему докучала. |