– Сдаст нас князь Будята, – сразу сказал Коловей, усевшись к столу на самое видное место. – Если он биться не захочет, то нам с ним не по дороге. Это он двоих отроков отдаст, треть жита отвесит и будет себе дальше жить-поживать. А я из вас, братья мои, каждого десятого киянам в холопы не отдам. Пока жив – не отдам. Буду биться, пока кровь моя вся на землю-матушку не вытечет.

– И мы будем! И мы за тебя! – глухо откликнулись три десятка голосов.

Коловея окружали лица – одни бородатые, другие еще по-юношески гладкие, но одинаково полные решимости. Суровые глаза, вызывающие взгляды исподлобья. Эти люди за несколько месяцев пережили гибель своего рода, всего прежнего уклада, лишились и прошлого, и будущего. Терять, кроме своей воли, им было нечего. В душе чуть не всякий уже хотел, раз не вышло отстоять родичей от смерти, поскорее соединиться с ними.

– Стой! – подал голос Медведь. – Себя-то мы не пожалеем… А как же…

Движением головы он показал на занавесь позади себя. Коловей устремил на нее тяжелый взгляд.

– Если князь Будята русов в город пустит, они ведь все здесь обшарят, – подхватил Берест. – И… его найдут… и меч найдут. А тогда уж поймут, кто он такой. Да прямо тем мечом и зарубят. И роду князей наших совсем конец придет. Нам, может, боги для того спастись дали, чтобы мы не себя, а его спасли. А с ним и сам корень дулебский. Ведь в нем – кровь Дулебова, он – его правнук. Дадим ему погибнуть – боги нас в род небесный не примут. Подверженцы вы, скажут, не древляне.

Из осторожности нынешняя Володиславова дружина не называла князя по имени, даже когда вокруг были одни свои. Но на этот совет Коловей созвал самых верных, и все здесь понимали, о ком идет речь.

Ратники молчали. Коловей беззвучно стучал пальцами по столу. Он признавал правоту Береста, но не знал, как быть.

– Так чего же делать? – спросил кто-то из гущи тесно сидящих ратников.

– Будяте нельзя про него знать – еще вернее сдаст, – ответили ему. – Сам киянам отправит, захочет его жизнью свою шкуру холопью выкупить.

– Может, все же бой? – не утерпел Далята. – Если случане эти – шкуры такие песьи, то мы без них справимся! Справимся же, братья!

Его поддержали согласным гулом, но не слишком дружно.

– Разобьем киян, что здесь, и уйдем на Волынь! – продолжал Далята. – А Будята, коли у него не мужи, а бабы в портках, да и сам он среди них – баба бородатая, пусть остается Святослава дожидаться. Порубят его за князева брата – и невелика печаль! Коли мы ему – не братья, то и он нам – пес, а не князь колена деревского. Что скажешь, воевода? – он взглянул на Коловея.

Тот слушал, свесив голову, так что кольца темно-русых прядей падали на широкий лоб. Потом поднял глаза.

– А если не разобьем, брат мой Далемир Величарович? Мы – изранены, щитов нет, оружие не у всех. А они – свежи, сыты, одеты, один к одному, щиты, топоры, мечи… Кабы только о нас речь – я бы первый сказал: сложим головы за родную землю, умрем со славой! Ну а как же… – он взглянул на занавесь. – Как же он? Мы погибнем – и он погибнет. Русам в руки попадет. Да и не узнают его – все равно умрет, не станут кияне его выхаживать. И сгинет с ним вместе последний отросток корня Дулебова. Не знаю, как я перед своими дедами встану, если допущу такое.