— Вот ищем одного бандита, возможно, даже главаря банды, похожего на тебя, если увидишь или что-то узнаешь, шепни. Сам знаешь, как молодым надо утверждать себя в новом коллективе.

Петропавловский тогда пошутил:

— А ты арестуй меня и приведи к начальству, скажи: вот он, кого вы ищете.

Он шутил, зная, что у сыскников никаких улик против него нет.

Однако сердечко заныло, вспомнилась народная мудрость: сколько вор ни ворует, все равно попадется.

Неужели он вор?

Нет. Так могут его считать высокопоставленные начальники, которые сами воруют, берут взятки, хитрят, ловчат, живут не по средствам, за счет простофиль-трудяг, которые надрывают пупы, чтобы вылезти из нищеты. А он, Петропавловский, борец за справедливость, народный мститель, карающий современных буржуинов; так называемых новых русских, воспользовавшихся бездарными руководителями, пробравшимися к власти тоже нечестными путями; хапнувших лакомые куски, а теперь отмывающих награбленное на приобретенных за бесценок офисах, предприятиях и целых заводах. Делают вид, что что-то там делают, и наплевать им на спад производства, на то, что молодые, здоровые люди вынуждены заниматься спекуляцией, что богатая, совсем недавно могучая страна стала нищей, бессильной…

Нет, он, Петропавловский, не вор! Он строгий судья, карающий воров, мздоимцев, карьеристов и всякую другую нечесть по своим неписаным законам, выношенным многовековыми народными муками, их гневом и мудростью…

Равномерно, успокаивающе отстукивают колеса по стыкам рельсов, мелькают за окном вагона телеграфные столбы, леса, поля, города и села. Мчится поезд сквозь свет и темень, сквозь голубой простор к югу, все дальше и дальше от тех мест, где еще недавно кипели страсти, где люди охотились за людьми, где на каждом шагу его поджидала смерть. Теперь все позади. Прочь все страхи, прочь друзья и недруги, прочь мысли о прошлом! Да здравствует свобода, спокойствие, отдых! Даже если за ним послан соглядатай, черт с ним, думать о нем он не будет: нет у них против сержанта милиции никаких улик. И пусть остаются со своими подозрениями. А если даже и найдут что-то… Будет поздно: Петропавловский не такой лопух, как они думают, и разработал гениальный план, чтобы оставить их всех с носом и этого умника, рядящегося под Шерлока Холмса, начальника уголовного розыска капитана Тобратова.

В купе — четверо. Пожилые муж с женой и летчик, старший лейтенант, решивший во время отпуска навестить свою возлюбленную в Харькове.

За окном уже темнеет. Супружеская чета, поужинав, улеглась спать: за день, рассказывали, так набегались по столичным магазинам, что ноги болят. А Михаил с Владимиром — так зовут летчика — потягивают маленькими рюмочками коньячок, прихваченный Петропавловским в дорогу, и ведут разговор о житье-бытье и, конечно же, о политике — нынче эту животрепещущую тему не обходит ни стар ни млад: говорят о войне в Чечне, об экономических неурядицах в стране, о политических дрязгах в Думе, о все разрастающейся преступности.

Старший лейтенант, три года назад окончивший Сызранское вертолетное училище и побывавший уже в Чечне, рассказал о зверствах и коварстве дудаевцев, о трудностях летчиков, ведущих поиски бандитских формирований в горах и о борьбе с ними. Петропавловский, мечтавший в детстве стать летчиком, слушал исповедь грачевско-дейнекинского сокола и в душе не завидовал ему: сутками спать в кабине вертолета с пистолетом в руках, питаться холодными консервами с черствым хлебом, и то не вволю, ждать, когда из-за скалы подстрелят тебя, как окольцованного беркута, посланного добывать для хозяина дичь… Нет, такой участи не желал даже он, человек риска, любитель острых ощущений.