Он очень устал: разоблачение и поимка Петропавловского стоило ему очень дорого, особенно первый период, когда ему, начальнику уголовного розыска, было высказано недоверие. Вначале, правда, негласно, но он сразу это почувствовал: не только начальник городского отдела внутренних дел полковник Зарубин сразу отдалился от него, поставил этакую труднопреодолимую служебную грань, но и некоторые подчиненные шарахнулись, как от чумного. Было чертовски обидно и горько: шарахнулись не потому, что верили в его причастность к бандитским налетам, даже к покровительству бандитам, а потому, что боялись за свое служебное положение, за свою репутацию; действовали по принципу: коль начальник сказал «хорек, а не куница», значит, действительно хорек.
И вот он поймал настоящего виновника. Зарубин, преодолев самолюбие, извинился перед ним, представил материал к награде медалью «За отличие в охране общественного порядка». И снова потянулись к нему люди, вернулись прежние друзья, будто и не чурались его. И он забыл прежнюю обиду, оттаяло сердце, испарилась горечь…
Но не зря кто-то подметил: судьба играет человеком, игра судьбы. С ним она тоже сыграла злую шутку.
Не успела прийти награда, не успел он оформить отпуск, как его вызвали в Москву на Бутырку к следователю Семену Борисовичу Подколодному.
Тобратов наверняка знал: по делу Петропавловского, но и предположить не мог, что маленький тщедушный человек по имени Семен Борисович будет разговаривать с ним не как со свидетелем, а как с подозреваемым в совершенных вместе с Петропавловским преступлениях.
— …Как и где вы познакомились с Петропавловским? — задал он один из первых вопросов, сверля капитана своими водянистыми, прямо-таки крысиными глазами.
— На танцах в Доме культуры, — не удержался от язвительности Тобратов.
Подколодный не возмутился, даже глаз на капитана не поднял, записал ответ в протокол и задал следующий вопрос:
— Кто вам рекомендовал Петропавловского и на каком основании вы взяли его на работу?
— А на каком основании вы задаете мне эти дурацкие вопросы?! — взорвался капитан. — Я что, начальник отдела кадров или начальник городского отдела внутренних дел?
— Но у меня есть сведения, что именно по вашей рекомендации был принят на работу в дежурную часть водителем Петропавловский.
— А у меня есть сведения, что это вы его рекомендовали в наше отделение милиции.
— Не надо ерничать, — не повышая голоса, посоветовал Подколодный. — Не мне вам объяснять, насколько дело серьезно. Кто у вас в милиции имеет кличку Акула?
— Впервые о такой кличке слышу.
— Допустим. Скажите, а с кем дружил Петропавловский?
— Близких друзей, по-моему, у него не было. Но со всеми он поддерживал хорошие отношения. На общественных началах занимался тренерской работой. Не буду кривить душой — его уважали.
— А близких друзей, говорите, не было?
— Во всяком случае, я о них не знаю.
— Вы присутствовали при обыске квартиры Петропавловского?
— Да.
— И что обнаружили существенное?
— К сожалению, ничего.
— Не кажется вам странным: бандит, имеющий оружие, занимающийся грабежами, не оставляет никаких следов?
— Не надо забывать, что он работал в милиции и хорошо знал наши методы.
— Но он не знал, что за ним установлена слежка, взял отпуск. И для жены обыск, по логике вещей, должен быть внезапным.
— Боюсь, что это не так. Петропавловский почувствовал, что мы сели ему на хвост, потому и взял отпуск, поручив Травкину убрать меня. Соответственно, и дома он избавился от улик. |