И вот финал — он в тюрьме… Нет, это еще не тюрьма. Он должен вырваться отсюда. А если не вырвется — лучше смерть. Но это никогда не поздно. А пока… пока надо не терять надежды…

Воскресное утро выдалось как по заказу: небо прояснилось, легкий морозец, настоянный воздух осенними бодрящими запахами призывно манил на волю. И дежурили в этот день Лисогор со своими незаменимыми помощниками: Анучиным и Верхоглядом, на которых у Петропавловского была вся надежда.

Подняли подследственных, как обычно, в 6.00. Час на туалет, на приборку. Потом построение на проверку, осмотр. Завтрак. В 9.00 — прогулка. После завтрака Михаил еще раз прикинул план побега, стараясь до автоматизма отработать свои действия, чтобы потом не терять ни секунды на раздумья. Небольшой нож, сделанный еще накануне из ложки, засунул под резинку спортивных адидасовских брюк. Пришел к выводу, что так не годится: резинка слабовата, нож может выскочить. Спрятал в рукав куртки. И тут только обратил внимание, что куртка очень уж заметная: новенькая, ярко-голубая, Лариса не поскупилась, передала недавно, как похолодало.

Окинул взглядом своих сокамерников, тоже ожидающих команды на прогулку. На одном из парней, чуть пониже его ростом, была серая, поношенная куртка.

— Махнем? — предложил Михаил, расстегивая одежду и снимая с плеч.

— Зачем? — не понял парень.

— Твоя мне больше нравится. Да ты не бойся, доплаты просить не буду, — пошутил Михаил.

— Поменяйся, — поддержал Михаила Прокопыч, давая понять парню, что лучше не артачиться. И тот снял куртку.

Прокопыч догадался о намерении Петропавловского, а когда заметил в его руке нож, шепнул на выходе:

— Я отвлеку внимание дежурного.

Михаил благодарно кивнул.

Во дворе изолятора было свежо и тихо. В рабочие дни, несмотря на толстенные стены здания МВД, сюда доносились с улицы звуки автомобилей, проникал едкий запах отработанных газов. Бодрящий морозец вытеснил его, и арестованные повеселели, ходили по двору энергичнее, толкали в разминке друг друга плечами, шутили, смеялись. Михаил поддерживал общее настроение, хотя нервы и мышцы были собраны в комок и ждали команды к действию. Хорошо, если Анучин по окончании прогулки спустится вниз, откроет калитку. А если нет? Замок в считанные секунды голыми руками не откроешь… Как-то надо его выманить оттуда…

— Побузи перед окончанием прогулки, — шепнул Михаил Прокопычу.

— Сделаем, — согласился тот. И подойдя к парням-сокамерникам, затеявшим игру «Угадай-ка». Один, прикрыв глаза рукой, вторую подставив для удара, стоял в ожидании толчка сгрудившихся позади арестантов. Прокопыч ударил с такой силой, что парень чуть не свалился с ног. Выпрямился и кинулся с кулаками на Прокопыча.

— Прекратить! — раздался со смотровой вышки зычный голос старшего прапорщика Анучина.

Другие подследственные бросились на парня и оттащили его от старика. Петропавловский не вмешивался, стоял в стороне наблюдателем. Он знал: за ним особый контроль, и не хотел в это утро приковывать к себе внимания. А Прокопыч — молодец, теперь старший прапорщик обязательно спустится на помощь сержанту, чтобы не возникло беспорядка при возвращении арестованных в камеры: в проходе, в толкучке легче всего пырнуть противника кулаком, а то и заточкой в бок.

Так и получилось. Едва раздалась команда: «Окончить прогулку!» и арестованные направились к дверям, Анучин спустился со смотровой площадки, открыл калитку и встал в промежуточном дворе. Этого Петропавловскому и надо было. Он протиснулся в середину подследственных и, войдя во двор, метнулся к калитке. Преодолеть десять ступенек ему труда не составило, он перемахнул их на одном дыхании, пробежал немного по смотровой площадке до приметного места, где колючее ограждение было чуть выше, и юркнул под него.