До передовой предполагалось идти пешком, потом ползти.

Выходя, сержант прихватил офицерскую сумку, а в первой комнате сгрёб со стола какие-то документы и сунул их в сумку:

— В штабе переводчики разберутся.

Вышли на крыльцо и направились вдоль забора за деревню. Немец шёл послушно — за жизнь свою боялся. Да и то сказать — тыловик. Русских, небось, видел только пленных или в документальной хронике. А тут — ночь и нож у горла. Но не обделался с испугу, как иногда бывало.

До утра они успели пройти изрядно, подобрались ко второй траншее. А дальше — никак: светать начало. Залегли в снег. Бойцам привычно — одежда подходящая, и то холодно. А немец к полудню совсем замёрз. Нос синий, ноги к животу подогнул, пытаясь согреться. Шинель тонкая, на снегу не греет. Пару раз сержант давал ему отхлебнуть водки из своей фляжки, чтобы вконец не замёрз.

С непривычки, а может — на пустой желудок, но немец совсем опьянел. Он лежал, блаженно закрыв глаза, а когда стемнело, не смог идти. Ноги ли затекли или от выпивки заплетались — непонятно, и какое-то время его волокли двое разведчиков, подхватив за локти.

Они с трудом преодолели вторую линию траншеи, подобрались к первой. Долго наблюдали, и, улучив момент, просто перебросили немца через траншею и перепрыгнули сами. А дальше — ползком.

Немца они тащили по очереди. Впереди полз ефрейтор Отясов. На середине «нейтралки» он замер, подняв руку. Разведчики перекинули со спины автоматы.

Навстречу им кто-то полз. Это была явно не наша разведка — на одном участке две группы не высылали. И не немецкая: те, как и наши, всегда в маскхалатах были.

Отясов негромко окликнул:

— Замри, отзовись — кто такой?

Человек замер, потом махнул рукой. Как оказалось, метнул гранату. Она упала рядом с немцем и взорвалась.

Голова немца превратилась в кровавое месиво. Осколками «лимонки» задело почти всю группу. Если бы не «язык», принявший на себя основной удар, группе был бы конец.

Неизвестного они расстреляли из автоматов — чего таиться после взрыва?

Как оказалось впоследствии, это был перебежчик. Его поставили в дозор. Пользуясь тем, что он один и впереди траншеи, бросил винтовку и пополз к немцам, но по дороге столкнулся с разведгруппой.

Махонин выматерился. Столько немца волокли, половину фляжки с водкой ему споили, до своих всего ничего — и такое!

Со стороны немецких позиций не стреляли — немцы не могли понять, что случилось на «нейтралке».

Пользуясь моментом, Махонин крикнул:

— Броском вперёд!

Разведчики вскочили и бросились к своей траншее. Немцы быстро разберутся, что своей разведгруппы или сапёров на «нейтралке» быть не должно, и откроют огонь.

Они успели добежать и только спрыгнули в траншею, как с немецких позиций открыли пулемётный огонь.

У всех, кроме Отясова, были осколочные ранения. Тут же, в траншее, они перевязали друг друга и пошли в штаб — Махонину нужно было доложить о рейде и сдать в разведотдел офицерскую сумку немца.

Как потом оказалось, документы там находились ценные — номера воинских частей с указанием дислокации. Немцы и в самом деле заменили дивизии на свежие.

Все разведчики, кроме сержанта, попали в полевой госпиталь. В армии медсанроты или медсанбаты располагались, как правило, недалеко от командования.

На следующий день наши дивизии с мощной поддержкой прибывших с Дальнего Востока и из Сибири свежих дивизий начали наступление, отбросив немцев на несколько десятков километров.

Медсанбат, как ему и положено, продвигался за войсками, и всех находящихся в нём раненых перевели в тыловые госпитали.

Две недели Алексей находился в госпитале в Рязани, пока не залечил раны.