В большинстве своём это были те же трёхлинейки, но отобранные на заводах по хорошей кучности стволов, переделанной — откинутой вниз и удлинённой — рукояти затвора и установленным прицелом ПЕ или ПУ с трех с половиной кратностью увеличения.
Если винтовки в целом были неплохие, то качество оптики — откровенно неважное, немецкие цейсовские были значительно лучше.
Были в школе и снайперские варианты самозарядных винтовок СВТ-38-40. Скорострельность у них была выше, особенно учитывая, что трёхлинейка с оптикой не позволяла заряжать магазин из обоймы — только по одному патрону. Но для снайпера скорострельность — качество далеко не самое важное. Важнее — точность стрельбы, а с этим у СВТ были проблемы, не прижилась среди снайперов винтовка Токарева.
Патронов на подготовку в школе не жалели. На тысячу метров вели огонь «по станковому пулемёту», на восемьсот метров — «по перебежчику», на пятьсот метров — «по грудной фигуре». По результатам стрельбы Алексей был в числе первых — так же как и по искусству маскировки на местности.
Многое для себя почерпнул Алексей, особенно из рассказов инструкторов-снайперов, уже успевших повоевать и открыть личный счёт. Для него было откровением, что немецкие снайперы применяют для стрельбы в основном разрывные пули типа SS-20.
Наши войска отбросили немцев от Москвы, но положение на фронтах продолжало оставаться серьёзным. Сводки Совинформбюро каждый день извещали о сданных нами городах. Немцы рвались к Кавказу, к бакинской нефти, к Волге.
К середине мая обучение было закончено, и Алексея, как и других снайперов, распределили по полкам. Обычно оружие красноармейцы получали по прибытии в свои подразделения, в ближайшем тылу. Снайперам винтовки — ижевские, новые, в чехлах — вручили в школе. Кроме того, каждый получил шестикратный бинокль — без него было невозможно рассмотреть в деталях обстановку. Снайперские винтовки в школе выдали потому, что в частях их просто не было.
Отправляли снайперов парами. В пехотных подразделениях основной единицей было отделение, маленькая часть, из которой строились взводы, роты, батальоны. У снайперов это была пара. На «охоту», как снайперы называли боевой выход, шли вдвоём. Маскировались, наблюдали за «нейтралкой», передним краем. Выбрав цель, один из снайперов стрелял, другой фиксировал попадание и прикрывал напарника. На случай непредвиденных ситуаций снайперы брали с собой по две-три гранаты, обязательно нож — хотя бы для того, чтобы нарезать веток для маскировки, зачастую пистолеты или револьверы. В случае непредвиденных стычек «нос к носу» с винтовкой много не навоюешь, она хороша для боя на длинных дистанциях.
И так получилось, что в один полк попали две пары: Алексей с Виктором Субботиным и Ведерников с Балабановым. В дальнейшем они так и воевали. И, что самое интересное, числились они за взводом разведки, хотя располагались в отдельной землянке или избе. У снайперов «работа» дневная, даже туман для них помеха, а разведчики в вылазки уходили ночью. И чем погода хуже — дождь, туман, падающий снег — тем им сподручнее, тем меньше у противника шансов их увидеть.
Формально они подчинялись командиру разведвзвода, не были ещё сформированы на фронтах снайперские команды. К этому придут позже, оценив эффективность действия снайперов. Иной снайпер за время войны, да и то не все четыре года, успевал в одиночку уничтожить по численности батальон. Квачантирадзе — 534 человека, Ильин — 494, Кульбертинов — 487.
Снайперы были и у немцев — их готовила и выпускала берлинская школа. Но результативность их была ниже. Лучший из них, Эрвин Кёниг, имел 400 побед. Лютхаус Хетценаур — 345, Бруно Суткус — 209, Фридрих Пейн — 200, Готфрид Мейер — 150, Оли Диг — 120.
Снайперские пары договаривались между собой, кто на какие участки выходит, иначе они могли мешать друг другу. |