— Не могу ничего придумать, но попробую, — сказала Нанетт.— Вряд ли кто из знакомых пригласит меня. Одни не захотят обременять себя дебютанткой, другие имеют своих дочерей и будут рассматривать меня как потенциальную соперницу.

Она заметила удивление Прунеллы и рассмеялась.

— Не будь такой наивной, сестричка! Я красавица, — по крайней мере, так считает Паско, — и к тому же я богата! На моем фоне остальные девушки проигрывают и у них остается немного шансов.

— А что ты скажешь о других джентльменах, которых ты встречала в Лондоне? — спросила Прунелла. — Твоя крестная писала, что двое из них могли бы сделать тебе предложение при небольшом поощрении с твоей стороны.

Нанетт презрительно рассмеялась.

— Если б ты их только видела! Один из них — баронет, старый и толстый, а другой — маркиз, которого в обществе прозвали «великосветским болваном» за его глупость. Разве я могла бы выйти замуж за кого-нибудь из них?

— Нет, конечно, — согласилась Прунелла.

—Когда придет пора выходить замуж, — сказала Нанетт мечтательно, — я хочу выйти по любви. И я уже люблю.

«Разговор всегда возвращается к той же теме», — подумала Прунелла, накладывая себе яичницу с беконом. Она твердо решила не противоречить Нанетт, чтобы неповторилась вчерашняя история, и, стоически выслушивая восторги сестры, описывающей красоту, ум и обаяние Паско Лоуэса, билась в поисках выхода. После завтрака Прунелла предложила:

— Мне кажется, что мы могли бы прогуляться верхом. Я заметила, что ты не выводила вчера из конюшни свою лошадь, а ведь это нужно делать регулярно.

— Хорошо, поедем, — согласилась Нанетт без особого энтузиазма.

Тут ей в голову пришла идея, и она оживилась:

— Давай поедем в парк?

Нанетт имела в виду парк в поместье Уинслоу, в котором они обычно катались верхом, потому что, во-первых, он был намного больше их собственного, а во-вторых, там была прекрасная ровная аллея, как нельзя лучше подходящая для галопа, на которой дедушка нынешнего графа тренировал скаковых лошадей. Прунелла очень любила скакать по этой аллее, там можно было разогнаться как следует и не бояться, что копыто коня попадет в кроличью нору, и она согласилась:

— Мы поедем на скаковую аллею.

Если граф так занят, распродавая свое имущество, он не узнает, что происходит в другой части поместья, да ему это и неважно.

Прунелле было так больно представлять себе, чем он сейчас занят в Холле. «Уж лучше прогуляться с Нанетт, чем сидеть дома, как вчера, и напрасно ждать его», — решила она. Через полчаса переодетые в костюмы для верховой езды девушки сели на лошадей и отправились на прогулку.

— Паско считает, что мне нужно купить себе лошадей в Таттерсоле, — доверчиво рассказывала Нанетт, — и мне кажется, что Стрекоза уже стареет и становится слишком медлительной для меня.

Прунелла понимала, что это всего лишь еще один предлог, чтобы поехать в Лондон, и ничего не ответила.

Стрекоза по всем статьям была прекрасной лошадью и стоила значительную сумму, когда полтора года назад она приказала своему старшему груму купить ее для сестры.

— Паско прекрасно разбирается в лошадях, — продолжала Нанетт. — Он даже хотел стать жокеем-любителем, но он и так лучше всех правит лошадьми.

— Ты ездила с ним кататься, когда была в Лондоне? — удивилась Прунелла. — Я думала, что ты никуда не выезжала одна.

Нанетт засмеялась:

— В фаэтоне хватает места только для двоих. Представляю себе крестную, примостившуюся на заднем сиденье! Всем девушкам разрешают кататься в Гайд-парке, но фаэтон Паско самый роскошный! Когда я каталась с ним, мне все завидовали.