— Нанетт, ты, наверное, шутишь! — воскликнула Прунелла.

— Нет, говорю серьезно! Так что давай обе приоденемся и будем выглядеть как можно лучше. А поскольку размеры у нас почти одинаковые, ты можешь надеть одно из моих платьев, пока мы не купим тебе что-нибудь приличное. Прунелла не смогла удержаться от улыбки.

— Нанетт, это ведь ты дебютантка в свете, а не я.

— Сейчас я себя чувствую пожилой

дамой, которая пытается ввести «мисс Провинцию» в высший свет, — поддразнивала сестру Нанетт, — и бог знает, утонешь ты или выплывешь.

— Я никогда не слышала такой возмутительной... — начала Прунелла, но пока она говорила, Нанетт ускакала, смеясь над собственной шуткой. Единственное, что Прунелле оставалось, — последовать за сестрой.

В тот же день, в то время как Нанетт писала письмо, которое, Прунелла была уверена, предназначалось Паско, она решила навестить старую женщину, нянчившую графа, когда он был ребенком. Еще во время своего визита в Уинслоу-холл девушка собиралась попросить его обязательно заехать к няне Грэй, которая со дня его отъезда непрерывно молилась о его благополучном возвращении домой. Прунелла хотела бы сказать графу о том, что старушка очень слаба и он должен навестить ее, не откладывая свой визит на далекое будущее. Она надеялась, что он сдержит свое обещание. Но поскольку у нее не было возможности поговорить с ним об этом после первого визита в Уинслоу-холл, она решила поехать к няне Грэй сама. Няня, конечно, уже узнала о возвращении графа и наверняка с большим волнением ждет «своего мальчика», как она всегда звала графа. На этот раз дорога к коттеджу няни заняла больше времени, чем обычно, так как Прунелла приказала Доусону ехать не коротким путем, через парк, а воспользоваться проселочной дорогой. Поскольку граф сегодня уже застал их с Нанетт в своем парке, ей не хотелось, чтобы он считал их бесцеремонными соседями. Поэтому лошади везли ее по пыльной проселочной дороге, пока они не приехали в маленькую деревеньку, которая называлась Лоуер-Стодбери, в отличие от Литл-Стодбери и Грэйтер-Стодбери. Деревня состояла из трактира, церкви, маленькой лавки и дюжины коттеджей, в которых жили работники усадьбы Уинслоу. В окрестности деревни стояло несколько домов, хозяева которых были обеспечены немного лучше, среди них выделялся один побольше, теперь заброшенный и обветшалый, входящий во вдовью часть поместья Уинслоу. Поскольку две последние графини Уинслоу умерли раньше своих мужей, этот дом никак не использовался, и Лрунелла часто думала, что его можно восстановить и сдать в аренду, чтобы новые люди оживили общество. «Такие идеи не заинтересуют графа, — подумала она с горечью, — даже если у него найдутся на это деньги». Она вздохнула и мысленно продолжила: «Если он продал Ван Дейка, он, безусловно, поедет в Лондон и станет там охотиться за приданым, как и его племянник». Прунелла была убеждена, что найдется немало женщин, которые будут счастливы отдать все, что имеют, за то, чтобы надеть графскую корону в день церемонии открытия парламента. Когда это случится, у графа будет достаточно денег для восстановления Уинслоу-холла, но картины Ван Дейка уже нельзя будет вернуть. Прунелла так глубоко задумалась, что не замечала ничего вокруг. Неожиданно она обнаружила, что карета остановилась у дома няни Грэй. Та жила на краю деревни немного на отшибе. Дом выбрал для няни отец нынешнего графа, когда отправлял ее на покой, потому что этот дом был более просторным и садик при нем был побольше, чем у остальных. Сначала няня очень гордилась своим новым домиком, хотя и сильно скучала по Уинслоу-холлу. Когда Прунелла навещала ее, дом всегда сиял чистотой, а няня была вполне довольна, хотя иногда и чувствовала себя одинокой. С годами у няни появилось много недугов, и ей стало трудно добираться даже до деревенской лавки. Прунелла видела, что няня живет воспоминаниями, оживляя образ маленького Джеральда Уинслоу.