|
Невзирая на поздний час, в пивной было два десятка молодцов, охрана и связные председателя Ревкома. Иногда то один из них, то другой выходил отлить, поднимал тайную досточку в нужнике и спускался к Вовку Ильичу. Вести текли потоком, и на всякую весть надо было отреагировать указанием или хотя бы отправить с гонцом вдохновляющий лозунг. Все шло по плану: войско Пугача вооружалось, атаманы двигались к Киеву, люди Збыха и Рябого таскали взрывчатку к гвардейским казармам, Ослабя агитировал на ткацкой мануфактуре братьев Дира и Аскольда, Кощей сочинял прокламации, а Яга Путятична писала устав общества падших девиц. Троцкус тоже был при деле: интриговал, сговаривался о чем-то с Рябым, не подозревая, что тот доложит Вовку Ильичу все слово в слово.
До мятежа остался день и несколько часов. Вовк Ильич решил ударить утром в воскресенье – пока князь не выбрал новых богов и не стихла народная ярость от гибели старых.
Собственно, думал Троцкус, шагая по Княжьему спуску, все сложилось лучше некуда. Боярин Чуб послал головорезов, чтобы убрать иудея, и Хайло об этом знает. Власти минус, нам плюс! Убрать не вышло, и вот вам вторая попытка… не Соловей придет с бандой ублюдков, а варяги… иудея-то надо кончать, раз начали!.. ну, зарежут его и бабу пришибут по случаю… Очень, очень правдоподобно! А варяги – это вам не Сыскная Изба, не боярин Чуб, это уж точно княжьи людишки! И что подумает Хайло?… Решит, что в первый раз тоже батюшка-князь расстарался, но сыск дело провалил. Теперь варягов прислали, да еще без затей, в открытую… Вот тебе и благодарность от государя за верную службу! «Мой он будет, мой, клянусь Юпитером! – с торжеством подумал Троцкус. – Я его в генералы выведу, а он меня – в первые архонты… Мудрому правителю нужен верный генерал, и чтоб пролетарской закваски… А Вовка в деревню пошлю, пусть зерно у крестьян отбирает!» Радость его была велика, как бочка с медом, но капля дегтя в ней все же имелась – больно пакостно ухмылялся Рябой, когда толковали о предстоящей акции. Согласился сразу, только сказал, что сам не возьмется – панымаэш, кацо, дэл много! – но братков пошлет проверенных, безжалостных и революции преданных до последней капли крови. Им что бабу пришить, что старичка – один черт! Сдэлают, нэ самнэвайса! «Шалом» пикнут нэ успэют! Еще сказал, что все для маскарада есть – и мундиры варяжские найдутся, и оружие, и джигиты с такими харями, что от варягов не отличишь. Вроде бы все о’кей, как говорится у тех же варягов… Но ухмылялся Рябой мерзко. Впрочем, все улыбки Рябого были такими.
– За ворота – ни ногой. Неспокойно в городе, не знаешь, кто друг тебе, кто враг. Вот к нам пришли… Вроде бы воры, а на деле – из Сыскного приказа. Жизни ребе домогались. – Все в руках Господа, – произнес ребе Хаим, а Нежана сказала: – А вдруг снова придут? Что нам делать-то, соколик мой? – Для такого случая будет у вас охрана, – молвил Хайло. – Чурилу оставлю с его винтарем. Он боец опытный. – Оррел! – подтвердил попугай. И пошел сотник со двора, а вслед ему неслась Чурилина песня: Под эту песню уходил Хайло со спокойной душой, зная, что в доме его беды не случится. Беда была на площади, где, должно быть, еще лежали трупы. И в городе тоже была беда – пока шел, слышал сотник плач в том или другом дворе, где рыдали над погибшими. На Торжище лавки были заперты, ряды пусты и скоморохов не видно – ни скоморохов, ни баб с корзинами, ни разносчиков, ни даже нищих. Но у пивных и кабаков толпился народец, все больше работные люди, хмурые да мрачные. Стояли, вели крамольные беседы, но топоров и вил при них не замечалось. |
