– Чарку мне! – снова велел князь Владимир и, подумав, добавил: – Да будет так!
– Гонцов надо слать в три державы, – напомнил дипломат Лавруха, когда государь прикончил третью посудину. – В Рим Скрут может слетать, мой подручный сын боярский, он на латыни добро чешет и видом приличен. А в Египет да Иудею кого пошлем? Тут за три моря надо идти! Дорога дальняя, опасная! Разве что на цеппелинах гонцов отправим!
– А зачем в Иудею? – сказал Кудря. – В Иудею, да еще на цеппелине, это лишний расход для казны. В Саркел гонца наладим, конным ходом. У них, у хазар, та же вера, что у иудеев.
– Не гоже веру принимать от ворогов! – каркнул Смирняга.
– От них и не примем, – успокоил его Близнята Чуб. – По докладам моих лазутчиков, в саркельских симахохах все священства как есть иудеи. Настоящие, неподдельные, не хазары! Вот таких и позовем.
– Дело! – согласился Кудря. – Я и говорю, в Саркел путь недолгий. Кого пошлешь, Лавруха? Есть подходящий сын боярский?
– Сына нет, а есть купеческого звания гонец. Никодим, купчина знатный, и в посольствах всяких побывал, в горы Кавказские лазил, и по морю плавал в Царьград. Пусть едет! Дадим ему грамоту княжью, мешок серебра да сотню казаков.
– Ну, мешок! – сморщился Кудря. – Хватит полмешка, даже четверть, и казаков пяток-другой. Эти казаки пропойцы и жрать горазды. А что до Египта…
– В те края из моих гонец найдется, – перебил Илья Муромец. – Хайло, страж дворцовый. Болтать умеет по-ехипетски и дорогу знает, ибо в наемниках там обретался. Тертый мужик!
– То и дело, что мужик, – возразил Лавруха с кривой усмешкой. – Не благородного звания! Не боярский сын, не купец – подлый смерд! Холоп! Такому посольство править не по чину.
– Десятник он, – уточнил воевода.
– Тоже невелика птица! – заспорил глава Посольского приказа.
– А я его на время в сотники пожалую, – сказал Илья Муромец и покосился на князя Владимира. – Коль государь не против.
– Не против. Пожалуй! – буркнул князь и добавил: – Чарку мне!
Ему поднесли чарку. Затем Близнята поинтересовался:
– А не стоит ли нынче этот Хайло в дворцовой охране? Призвали бы его в палату и поглядели. Может, и сгодится.
– Нет его здесь, не его череда, – ответствовал Муромец. – А призвать недолго. На Торжище он, в кабаке. Пьет.
– Толку на пьяного глядеть! – проворчал Смирняга, глава приказа Благочиния.
Стукнув о пол шашкой, воевода рявкнул:
– Бойцы мои пьют, а пьяными не бывают! Не твои ублюдки-тиуны!
– Что мои тиуны!.. – завозмущался Смирняга, но Чуб, прекращая споры, махнул рукой служителям.
– А подать сюда десятника Хайло! Пусть сбегают за ним на Торжище да скажут: князь-батюшка требует! Живо! Одна нога здесь, другая там!
Подождав, когда на него наглядятся, Хайло вновь поклонился князю и спросил:
– Почто звал, князь-батюшка? Велишь ли меч точить, коня седлать да на ворога ехать? Или голову кому срубить? – Тут он покосился на бояр. – Это мы мигом!
Князь Владимир расправил усы и благосклонно усмехнулся.
– Рубить погодим. Коня седлай! В Египет с грамотой моей поедешь.
Хайло почесал в затылке, помрачнел и повалился князю в ноги.
– Не губи, государь! Какую службу скажешь, все готов исполнить! Хоть к чукчам поеду, хоть в Китай, хоть в Индии! Только в Египет не шли!
– Отчего так? – хмурясь, спросил князь. |