Встретив устремленный на него взгляд Эльги, Логи-Хакон опустил глаза.

– Это человек той же крови, что и твой первый муж. Сын тех же родителей. Он предан памяти брата и тебе. Став его женой, ты снимешь печальные одежды вдовства и одиночества, обретешь поддержку и опору, а дружина получит достойного знатного вождя, истинного преемника Ингвара. Никто не скажет худого слова о таком браке, и я думаю, он принесет вам обоим счастье. Ты ведь уже знаешь нашего Хакона. Не мне судить, но, сдается, женщины немного сыщут в нем недостатков!

Тородд усмехнулся и оправил бороду. Младший брат всегда был первым красавцем в семье, над чем они не раз посмеивались между собой.

Эльга опустила глаза и задумалась. Тородд во многом был прав. После возвращения из Деревляни она не раз еще по ночам мочила слезами подушку. Теперь, когда дух Ингвара ушел, ублаготворенный, она осознала свою потерю по-настоящему, во всей ее глубине. В те дни наивысшего напряжения душевных сил ее вела иная воля, она едва ощущала землю под ногами, и все личное отошло в сторону. Жар его крады, его пролитой крови пылал в ее груди, разливая огонь по жилам.

Но вот костер догорел и покрылся холодной землей, напряжение схлынуло, а с ним ушли и силы. Исчезло ощущение, будто Ингвар незримо где-то рядом. Больше его не было и не будет никогда. Теперь она всего лишь овдовевшая женщина, горлица на сухом дереве. Больше ей нечего и некого ждать. Никогда больше он не войдет в дверь, чтобы принять из рук ее приветственный рог, а потом обнять ее. Не будет больше пиров в честь возвращения князя, гудежа в гриднице на целые сутки, когда и она стряхивала тяжесть ожидания и веселилась, слушая дружинные песни и байки над реками пива и меда. Никогда не придет больше тот, кто был главой дружины и сердцем гридницы. Жизнь ее окутал туман скорби, и Эльга зябла в этом тумане, сколько ни куталась в свои белые одежды вдовы.

А мысли обо всех предстоящих трудах и заботах, что теперь навалятся только на ее плечи, приводили в ужас. Времена, когда ей приходилось управлять лишь хозяйством княжьего двора, казались теперь порой легкого и приятного безделья. Уже не раз они обсуждали с Мистиной и другими мужчинами – как устроить Русскую землю, дабы ничего подобного не повторялось. Но обсуждать мало, все это еще надо делать. Хватит ли жизни на эти труды?

На миг Эльгу прельстила мысль принять сватовство. Честь ее ничуть не пострадает: новый жених во всем равен прежнему мужу, и никто не посмеет даже осудить вдову за слишком скорое новое замужество, когда нужно дать дружине вождя перед войной. А сам Хакон молод – лет на пять моложе нее, – хорош собой, неглуп, благороден. Чего стоит одно то, что он не воспользовался случаем развалить Русскую державу, после чего получил бы возможность унаследовать владения на Волхове! Он стал бы конунгом Приильменья, как его отец и дед, вместо того чтобы управлять каким-то краем чужой державы по соизволению собственного племянника. Но Логи-Хакон не пошел на это. Не предал воли брата, не попытался ограбить его сына. Одно это заслуживало любой награды, какую Эльга могла бы ему дать.

– Я очень ценю вашу дружбу и верность, – со слезами на глазах она улыбнулась обоим деверям. – Но я больше не выйду замуж. У меня не будет другого мужа – никакого и никогда. Я – наследница Вещего, который принес процветание Киеву и создал Русскую землю. Мой сын – наследник его крови, силы и удачи. Другого сына у меня не будет. Так было мне предсказано, и вот уже пятнадцать лет предсказание сбывается…

У нее вдруг перехватило горло: вспомнилось, что, кроме единственного сына, Бура-баба предсказала ей вдовство через двенадцать лет брака.