– Князь вернулся! – выдохнула челядинка.

Эльга встала, уронив шитье с колен. Она услышала эти слова и поняла их значение, но они не сразу нашли место в сознании. Так всегда бывает с известиями, которые, будучи верными, слишком сильно меняют мир – как к лучшему, так и наоборот.

– Где? Куда?

В мыслях мелькнуло: пришли вести… Витичев, откуда обычно войско присылало гонца с уведомлением, чтобы готовились к приему.

– В Киев! На причале. Я на торгу была. А народ закричал, – начала рассказывать ключница, судорожно сглатывая. – Все бегом… И я с паробками… Побросали все… Не гневайся… А там лодьи на Почайне. Много. Но не все.

– Не все?

– Ну, не сколько уходило.

– А князь?

– И князь вернулся.

– Ты видела его? Сама видела?

– Видела. Издали. И к тебе побежала – думаю, что же, княгиня не ведает, не упредил ее никто… Давай, говорю, Долгашка, поехали. Он меня на кобылу посадил, мы и поскакали. Короба все бросили…

Эльга шагнула было к двери, но остановилась. Села – не держали ноги. Внутри прошла судорога, захотелось зарыдать, но не было сил. Радость боролась в душе с досадой – она сердилась на мужа за то, что заставил ее так волноваться, пережить эти два месяца тоски, тревоги и неизвестности, за то, что теперь свалился, как снег на голову… Но сильнее всего было облегчение, от которого слабели члены.

Идти на пристань? Ждать здесь? Переодеться? Готовить рога и чаши, накрывать в гриднице столы? Топить баню?

Все эти важные дела казались мелочью. Главное было – увидеть его. Убедиться, что это правда.

Ингвар жив! От облегчения воздух распирал грудь, едва не разрывая. Он жив, и с чем бы он ни вернулся – больше ей не надо тревожиться о древлянах и киевлянах. Она не вдова. В дом возвратился хозяин…

– Смотри… что из припасов можно выставить сейчас… – наконец она начала соображать хоть что-то. – И ко мне Совку пошли – одеваться.

Идти на причал уже не было смысла: пока она оденется, Ингвар сам доберется до Олеговой горы. И Эльга была этому рада: ее трясло, не хватило бы сил добраться до Почайны даже верхом.

Челядинки переодели княгиню: у нее так дрожали руки, что было не справиться с застежками. Но вот отрок заглянул в дверь и крикнул:

– Здесь они!

Эльга встала и вышла наружу. Ее колотило так, что едва не стучали зубы. Она боялась разрыдаться у всех на глазах и жаждала скорее увидеть его… Их…

Она успела пожалеть, что не спросила Беляницу, видела ли та с Ингваром кого-то еще из ближних: Мистину, Эймунда, Хельги… Но теперь уже не важно. Через пару мгновений она все будет знать.

И все еще не верилось. Эти два месяца тянулись дольше, чем первые три, пока она ждала спокойно, с твердой надеждой на лучшее. В этом долгом ожидании Эльга поневоле почти свыклась с мыслью, что Ингвар не вернется никогда. И теперь не могла даже радоваться: ее жизнь опять перевернулась с ног на голову, и потрясение, недоверие, растерянность пока были сильнее всего прочего.

Она вышла и встала у крыльца, сцепив руки. Кое-как натянутые перстни впивались в кожу. Взгляд ее не отрывался от раскрытых ворот. Челядь и отроки восторженно кричали, но у Эльги так шумело в ушах, что их голоса доносились как будто издалека. Вдруг она не расслышит то, что он ей скажет? Они…

И вдруг смертный ужас пронзил грудь. Шли последние мгновения, пока она могла надеяться, что все близкие ей люди живы. Вот сейчас Ингвар войдет во двор, и она узнает, что кто-то не вернется никогда.